Где-то там, далеко

За час до наступления темноты подошли к пологому каменистому берегу, именно каменистому, а не мангровому, как часто бывает в здешних заболоченных озерах. Голый плоский подъем к нагорью, а может быть к скалистому плато. Но там оказалось не плато, а крутой обрыв, уходивший глубоко вниз. То был каньон - внушительных размеров разрыв земной коры, шириной по верху около километра и такой же глубины. Его стены конусообразно сходились книзу, так что дно его выглядело тропкой - не тропкой - узкой полоской земли. Воздух был до того чист, что казался голубой стеклянной призмой, глубоко вдавленной в землю. Обрыв же спускался уступами, поросшими какой-то странной растительностью: не то лиловой, не то коричнево-желтой.

До быстро наступающей в тропиках темноты оставалось немного, надо было решать, где расположиться биваком - здесь, у обрыва, или спуститься двумя уступами ниже. Здесь мешал сильный, пронизывающий, но совсем не освежающий ветер, "как в преддверии ада", по выражению Брегга. Внизу же могла значительно увеличиться радиация. Проверить это вызвался тот же Брегг ("размяться больно хочется после болотной Одиссеи"). Он спустился на первый, довольно широкий уступ, потом, привязав веревку к дереву, еще на несколько метров ниже - в общем на высоту шестиэтажного дома.

– Местечко подходящее, - крикнул он снизу, - радиация так себе: одной таблетки хватит.

Эхо повторило фразу слово за словом.

– Сколько? - спросил Женэ, когда бельгиец поднялся к краю обрыва.

– Около двухсот рентген. Терпимо.

– Не опасно? - спросил Санчес.

– Легкий лейкоз заработаете, - сказал Женэ. - Надо таблетки глотать.

– Ну что ж, рискнем.

До наступления темноты успели спуститься на облюбованное Бреггом место и поставить палатку. Костра не разжигали. Наскоро поужинали и легли: усталость все-таки взяла свое. Но храпел один Санчес, Женэ и Бреггу не спалось. Ночь не пугала ни стонами, ни свистом, ни шуршанием, ни шорохами, и все же было беспокойно - какая-то странная, тревожная ночь. Бельгиец первым не выдержал тишины и окликнул товарища.

– Женэ, спишь?

– Нет, - буркнул француз, - и едва ли засну.

– Почему? Здесь же явно безопасней, чем по ту сторону болота.

– Не убежден. Ты же знаешь, я не неврастеник, но вот подымается в сердце беспричинная, непонятная тревога.

Брегг сел, обхватив колени руками.

– У меня то же самое. Думал, обычный, приобретенный в сельве страх, ан нет. Здесь не сельва пугает.

– А что?

– Какое-то подсознательное предчувствие. Что-то должно случиться. Нехорошее, страшное.

– Мистика.

– Но ведь и ты боишься.

– Может, микроклимат другой? Длительное влияние радиации?

– Так действуют же таблетки...

– Они оберегают кровь, но не защищают нашу психику.

И тут вдруг Санчес приподнялся и сел на своем ложе.

– Может, будем говорить по-испански, сеньоры?

– Мы вас разбудили, профессор? Простите, - извинился Женэ.

– Я уже давно проснулся и не из-за вашего разговора. Просто защемило сердце.

– Нездоровится?

– Нет, что-то беспричинное. Не то тоска, не то страх. А почему, не знаю. На нервную систему не жалуюсь. Да и пугался я только тогда, когда опасность была реальной, ощутимой, - проговорил Санчес с тревожно звенящими нотками в голосе, - а здесь словно в старинном замке, где вот-вот должно появиться привидение.

– Да и у нас похожее состояние, - сказал Женэ.

– Может, это из-за близости урановой руды?

– Я уже предположил это, а Брегг не согласен. Все же лучше разведать, откуда следует ждать привидений.

Француз зажег фонарик и не спеша подошел к краю уступа. Крохотный огонек не пробивал темноты, а над черной бездной каньона не горели даже звезды. Вероятно, их скрыл поднимающийся из глубины каньона туман.

– Осторожнее ходите завтра по краю уступа, - предупредил Женэ, возвращаясь. - Там кустарник какой-то странный. Будто без корней. Густые шарообразные сплетения очень жесткой травы. Я тронул ногой один куст, легонько так тронул, а он тут же взвился и пропал в темноте.

Сообщение встревожило. Бреггу хотелось вскочить и палить в ночь, во тьму, в туманную бездну каньона. На секунду показалось, что по ребру уступа, над кустами, проскользнуло что-то белесое, еле заметное в темноте. Все трое напряженно вглядывались в темноту, боясь пошевелиться. Ничего. Значит, почудилось.

А как долго еще до рассвета!

III

Бельгиец проснулся первым. Ему показалось, что кто-то коснулся его влажным холодным носом и смрадно дохнул. Что это: во сне или наяву? Брегг протер глаза и приподнялся на локте - никого. Ни одной живой твари, только невысокие пузатые кусты на краю уступа.