Где-то в Краснобубенске... Рассказы о таможне и не только

Несмотря на хромую поступь перестройки и демократизации общества, в той жизни ещё оставалась такая отрыжка социалистической системы образования как распределение. То есть вчерашних студентов не просто тупо вышвыривали на улицу, а ещё и предоставляли им какое-никакое рабочее место. Так я оказался в шикарном заведении под названием «Ленгипролестранс». Сей проектный институт, как и прочие проектные институты на всём пространстве Советского Союза занимался какой-то лабудой, то есть не занимался ничем. В видимость работы энергично включился и я. Благо, это оказалось нетрудно. Правда, тисканье в кладовке молодых сослуживиц, пьянки на дежурствах в составе добровольной народной дружины и обязательные посещения овощебазы быстро набили оскомину. Вид затрапезных советских инженеров настойчиво отбивал охоту связывать с «Ленгипролестрансом» (или, как многие его называли — «ЛенГИБЛОлестрансом») свою жизнь. В результате, спустя пару лет, мною овладела непреодолимая тяга к перемене мест. Рабочих мест. В одна тысяча девятьсот восемьдесят девятом году перед молодым человеком, в меру прекрасным и не совсем уж безмозглым, открывались все пути-дороги. Можно было поступить в кооператоры и попробовать заняться пошивом безобразных курток ядовитой расцветки или «варить» джинсы. Можно было записаться ландскнехтом в нарождающиеся бандитские войска. Можно было, в конце концов, наплевать на охватившую меня тягу и остаться куковать в тёплом, безмятежном «Ленгипролестрансе». На семейном совете с мамой, отцом и старенькой бабулей мы рассмотрели все вышеназванные варианты. Кооперативы отпали сами собой по причине противоестественного роста обеих моих рук из места, находящегося пониже спины. «Ленгипролестранс» всем казался тупиковой ветвью развития, а про бандитско-рэкетирские мечтания папа сурово предложил даже не заикаться. Слово «таможня» возникло спонтанно. Знакомый папиного знакомого немного знал человека, занимающего в Авиационной таможне Ленинграда значительный пост. Я тут же высказал сомнение по поводу такого неопределённого знакомства. Знакомый знакомого! Тоже мне, «блат»! А без «блата» во времена развитого социализма устроиться в приличное место не было никакой возможности. Таможня же, по моему глубокому убеждению, безусловно, являлась таким приличным местом. Справедливости ради стоит отметить, что мои познания о таможне этим убеждением и ограничивались.

Несмотря на вполне оправданный скепсис в отношении собственных перспектив, через каких-нибудь десять дней я уже сидел в отделе кадров той самой Авиационной таможни и строчил заявление с просьбой о приёме на работу в качестве инспектора. Начальник отдела кадров поглядывал на меня благосклонно, с каждой минутой развеивая мои сомнения в значительности папиных связей. Покинув гостеприимный кабинет, я столкнулся в коридоре с упитанным парнем примерно моего возраста.

— Не подскажете, где здесь отдел кадров таможни?

Я махнул в сторону только что закрывшейся за моей спиной двери:

— Устраиваться на работу?

— Да, а вы?

— Я, похоже, уже. Будем знакомы, — я протянул парню руку. — Андрей.

— Веня Самусев.

— Ладно. До встречи на службе.

А через неделю главный кадровик уже представлял меня новыми сослуживцам. Днём позже в коллектив влился Самусев. Друзьями мы, правда, не стали. Веня оказался скрытным, себялюбивым и патологически злопамятным. Собственно, мне было наплевать. На таможне работало много вполне компанейских, весёлых людей, с которыми довольно быстро удалось найти общий язык. И потекло время…