Где ты, там я. Сборник рассказов

Замуж Аля вышла сразу после института. Муж, старше на десять лет, уже имел дочь от первого брака и не считал нужным обзаводиться еще одним ребенком и поставил условие — никаких детей. Она так любила его или думала, что любила, что была согласна на все. С тех пор прошло семь лет. Любовь прошла быстро, ровно до первого раза, когда она застала мужа в кабинете с секретаршей. Банально до слез. Она и плакала не понимая. Чем она хуже? Чем не угодила? Муж молча выслушал ее причитания и молча указал на дверь. «Нравится, ешь, не нравится, выплюнь», — сказал он и скрылся в своем кабинете, предоставив ей сделать выбор. И она сделала. Поехала домой, напилась водки, позвонила подружке и отправилась в гости — плакать и пить. От мужа она так и не ушла. Почему? Она иногда задавала себе этот вопрос, но не могла найти ответа. Наверное, она просто трусиха. Она всегда и всем уступала. Родителям в выборе института, подругам в выборе развлечений, мужу в выборе иметь или не иметь детей. Упырю тоже уступила. Она поежилась, ожидая разговора с ним. Что она делает? Пытается сохранить свой мирок, пустой и ничтожный? Соблюсти правила приличия? Перед кем? Перед мужем, который даже не скрывает, что имеет многочисленных любовниц? Комок застрял в горле. Надо скорее на улицу и там, в темноте скрыться от этих людей, от мальчика и его воспитательницы, молча смотревших на ее сборы.

Дверь за ее спиной открылась, и Тимофей радостно подпрыгнул:

— Андрей Сергеевич пришел!

Аля обернулась на мужчину, стоявшего в дверях с огромной коробкой в руках. Высокий, лет тридцати пяти, тридцати семи, в очках, запотевших с улицы, с небольшой бородкой. Мужчина поставил коробку на пол, снял очки и посмотрел на Алю ясным взглядом светло карих, цвета янтаря, глаз.

— Здравствуйте, — низким баритоном сказал он. — Тимошка! Ну-ка зови наших старших, пусть в гостиную отнесут. Только осторожно.

Тимофей радостно убежал вверх по лестнице. Мужчина обошел коробку, снял пальто и встал напротив Алевтины.

— Андрей Сергеевич, — наклонив голову, представился он.

Аля так увлеклась разглядыванием необычного цвета его чудесных глаз, что не сразу сообразила. А сообразив, засмущалась, засуетилась, но потом протянула руку и тоже представилась.

— Алевтина. Можно просто Аля. Я уже ухожу… Мне домой надо, — лепетала она, чувствую, как тепло его руки обожгло ее холодные пальцы.

— Да вы просто ледышка! — воскликнул Андрей Сергеевич. — Как вы пойдете? Без чая мы вас никуда не отпустим. Правда ведь, Ирина Петровна?

Воспитательница улыбнулась и приняла из его рук пальто.

На большой уютной кухне царил идеальный порядок. Сверху свисала лампа под бахромчатым абажуром. Перед Алей дымилась кружка с нарисованными смешными котятами. Она прихлебывала чай и мазала булку вареньем. Рядом сидел Тимофей, болтал ногами и тоже пил из большой чашки, только не чай, а молоко.

Андрей Сергеевич рассказывал Ирине Петровне про смету на ремонт, ругал кого-то из Министерства образования, не понимающего чего-то там важного в деле воспитания детей. А Але просто было хорошо. Так хорошо ей давно уже не было. Так спокойно и уютно. Телефон в сумке периодически надрывно гудел, но она не обращала на это внимания.

Вскоре Ирина Петровна увела Тимофея, и она осталась на кухне наедине с Андреем Сергеевичем.

— Вы, наверное, уже поняли, что наш детский дом не совсем обычный, — улыбнулся он. Аля кивнула. — Наши дети особенные, — Андрей Сергеевич поставил кружку и сцепил руки в замок. — И им, как никому, нужна помощь. О, не денежная, нет. С этим, слава богу, у нас проблем нет, но эти дети, как никто нуждаются в любви. Мы их, конечно, любим. Возможно, даже без всякой меры. Но конечно же, это не заменяет им родительской любви.

— Но ведь Тимочка, он… — Аля замялась. — Он ведь абсолютно нормальный!

— Что есть норма в нашем ненормальном мире? — тихо сказал Андрей Сергеевич. — У Тимофея третья степень аутизма. Он дислексик. Мы, конечно, с ним занимаемся, но он вряд ли когда будет читать и соответственно вряд ли сможет учиться в обычной школе, равно, как и в институте. Будущее таких детей туманно.

— Он мог бы стать художником, — Аля вскинула на него глаза. — Он потрясающе рисует для своих лет.

— О, да! И не только рисует. Он еще и стихи сочиняет. И записывает их одним ему ведомым способом — в виде рисунков. Это удивительно, на самом деле.

— А я чем-то могу помочь? — Аля почти с мольбой посмотрела на него.

Андрей Сергеевич кивнул и встал.

— Вам надо идти. Уже поздно. Вы приходите к Тимочке. Ему это нужно.

В коридоре их встретила Ирина Петровна.

— Еле уложила, — пожаловалась она. — Вот, он просил вам передать, — протянула она Але свернутый в четыре раза лист бумаги. — Нарисовал перед самым сном, просил не разворачивать, пока не уйдете. Такой уж он у нас!

Аля сунула листок в карман, попрощалась и вышла под желтый свет фонарей. Калитка за ее спиной щелкнула, пикнув зуммером. Она оглянулась на дом. На верхнем этаже окна были темны — видимо, там сейчас спал Тимочка и другие дети.