— Эвридика? Ты в порядке?
Я закрыла глаза, и все исчезло на пару секунд. Это была необходимая мера. Все стало большим и сложным, не осталось легкости, и даже вопрос Гектора показался мне неподъемным.
Я сказала:
— Да, все в порядке. Все будет очень хорошо, если ты сможешь сделать кое-что для меня.
Взгляд его стал серьезным. Гектор вполне мог быть одним из Рыцарей Ясона, если бы не выбрал несколько другую сторону. Такой трогательный, такой человечный, так стремящийся мне помочь. А я должна была быть нечеловечной, чтобы создать не-живого короля. Сплошные "не", сплошные дыры, дефициты, отсутствия.
Я сказала:
— Мне нужно, чтобы ты ушел.
— Что, Эвридика? Что ты задумала? Если ты переживаешь, если тебе больно, и ты в отчаянии...
Казалось, он решил, что я хочу убить себя. Я покачала головой.
— Нет. Просто погуляй, потому что сейчас я буду делать глупые вещи.
Я вспомнила о своих недавних размышлениях и совершенно искренне сказала:
— Они не будут опасными.
Я видела, как в Гекторе борются два начала — то заботливое, рыцарское, и еще одно, ушлое и желающее оказаться в безопасном месте. Мне нужно было подкормить второе, которое нравилось мне намного меньше.
Я сказала:
— Я не такая глупышка, как ты думаешь. Я просто хочу петь, танцевать, отдыхать. Знаешь, быть собой, как раньше. Мы с братом много танцевали. Теперь его нет.
Я почувствовала себя Ясоном. Я манипулировала Гектором, и здесь было все — мое очаровательное сумасшествие, в которое он с охотой поверит, потому что вправду чувствует нечто неладное сегодня, мой брат, чья тень всегда стояла над Гектором, моя беззащитность.
Я не должна была так поступать, я не всегда была честной, но Гектора мне было особенно жаль.
— Я понимаю, — сказал он. — Ты в последнее время много о нем думаешь.
Я хотела сказать: просто ты в последнее время это замечаешь. Но я не стала. Мне хотелось, чтобы, если мы прощаемся навсегда, Гектор получил от меня что-то хорошее. Я обняла его и прижалась носом к его плечу.
— Послушай, ты очень славный, даже если сам в это не веришь. Тебе нужно меньше времени проводить с самим собой. Ты чувствуешь себя таким одиноким, но совершенно зря, потому что люди не так уж злы на тебя. Большинство из них никогда не покинет это место, вот в чем правда. Потому что они боятся смерти. Я знаю, ты считаешь себя героем, а они думают, что ты злодей. Но фактически ты занимаешься спасением самоубийц. Это не плохо, хотя тебе не всегда благодарны. Я и сама думала сбежать, но теперь этого не хочу. Тебе просто нужно быть милосерднее к себе, и тогда другие тоже научатся этому.
Все вышло очень запутанно, однако Гектор продолжал обнимать меня и после того, как я закончила говорить. В этих объятиях не было ничего от объятий, которыми наделяют друг друга влюбленные. Гектор просто был благодарен мне, и я поняла, что сказала правильные слова.
— Я пойду работать. Я люблю тебя, Гектор, и ты себя полюби.
Он остался стоять в гостиной, когда я пошла в свою комнату. Там я села за стол, открыла тетрадь и стала ждать мыслей, как ждет попутного ветра капитан корабля. Я услышала, как хлопнула дверь, это Гектор выполнил мою просьбу и ушел. Я закрыла глаза и стала качаться на стуле, пока мысли не нахлынули, будто волны. Тогда я принялась писать, и словно бы рука моя действовала сама по себе, подключившись к какому-то источнику вне моего сознания. Это было славное, давно испытанное мной чувство невероятного вдохновения. Оно бралось вовсе не из поступка, который я должна была совершить, а из ощущения того, как все еще могло бы быть с Орфеем и всеми остальными, если бы мы были свободны.
Я, словно Антигона, очень хотела свободы. Я знала девочку по имени Антигона еще в приюте. Она засовывала жвачку в ракушки и слушала тяжелую, старую музыку. У нее всегда был мрачный вид. Но, конечно, я имела в виду, что подобна другой Антигоне, той самой, что хотела похоронить брата.
Сегодня я тоже иду хоронить брата — в каком-то смысле.
Я чувствовала себя героиней античной трагедии, я, словно следуя за нотами мелодии, испытывала отчаяние, ужас и смирение. Намного больше мне нравилось быть героиней комедии, я не любила истории, где все заканчивается очень плохо. И я знала, что, несмотря на это тягостное ощущение необратимости, судьбы, натянутой, как струна, я смогу быть кем-то новым, другим. В конце концов, Эвридика из мифа погибла, но я здесь, жива и ищу своего Орфея. Если Орфей не смог забрать Эвридику из царства мертвых, быть может, у Эвридики получится лучше. Хотя бы потому, что у нее есть фора в десятки тысяч лет, и она уж точно не обернется.