Где живут счастливые?

Десять дней провела она на Байконуре. С утра до позднего вечера обследовала местных ребятишек. Усталость одолевала только к ночи, когда спина, упакованная в корсет, просила отдыха и ныла нестерпимо. Но вот ведь чудеса: в ней проснулись какие-то внутренние силы, слово «инвалид» оторвалось от неё, она его уже не считала своим, было оно чужеродным, безликим. Она вела дневник, записывала подробно все наблюдения, уже не сомневаясь: знания, полученные здесь, очень пригодятся ей там, в Москве.

А в Москве хозяйничала весна, и у метро напряжённо озирающиеся по сторонам старушки продавали подснежники. Она шла по Москве, высоко подняв голову, с дорожной сумкой и большим свёртком, в котором лежал диковинный обитатель байконурских степей — колючий шар перекати-поля. Он и теперь стоит в вазе на письменном столе, реальный свидетель её возрождённого здоровья. А мне она показывала фотокарточку: рядом с огромной ракетой (Байконур всё-таки!) немолодая женщина с потухшим взглядом, с опущенными уголками губ. Первые дни на Байконуре. Я перевожу взгляд на оригинал и вижу лучистые, полные жизни глаза, глядящие весело из-под чёлки, вижу высокую, стройную, красивую женщину, слышу её мягкий, сердечный голос:

Время мечтаний прошло. Мне указано было моё место. Всё сразу как-то и задалось. Хорошо, когда знаешь своё место. Чужое оно и есть чужое. Конечно, работу мою легкой не назовёшь, но она моя, я к ней шла непросто, сами знаете. Теперь это моя судьба, свет мой. Свет мой...

Она часто повторяет эти слова.

Свет мой, - обращается она к маме больного лейкозом десятилетнего мальчика — вы обязательно должны прийти на нашу встречу. Вам будет с кем поговорить, выберитесь, прошу вас.

А мне можно прийти? — спрашиваю.

Конечно. Мы ведь такие встречи проводим часто. Представляете, четыре стены и больной ребёнок, капризный, слабенький. Для мамы там, за стенами, жизни нет. Она опускает руки, замыкается в себе, начинается депрессия. А на встрече такие же, как и она. Кто-то уже пережил депрессию, кто-то вышел из неё достойно, кто-то вообще может дать по жизни толковый совет.

А дети, дети-то как ведут себя на этих встречах?

Да как все дети! Бегают, шалят и обожают подарки. Мы уж стараемся хоть книжечку, хоть набор карандашей...

Это она о фонде, который так и назвала «Свет мой». И президентом которого стала. Все её долгие, мучительные размышления, её задумки, планы, её видение проблемы под разным углом зрения - всё сконцентрировалось в этом благотворительном фонде с необычным названием. Только в Москве, оказывается, двенадцать тысяч детей больных лейкозом. Эти дети хотят жить, хотят расти, вырастать и быть полезными. Многие и вырастают, и живут. Сейчас около семидесяти процентов лейкозных детей излечиваются            от этого недуга. Статистика, очень удивившая меня и обрадовавшая. Ведь для нас слово «лейкоз» страшное, оно, скорее, приговор, чем диагноз. А страшно оно для родителей, когда, впервые услышанное, в одно-часье меняет шкалу жизненных ценностей, когда при- печатывается к душе намертво, и боль душевная становится каждодневным фактом, а со временем даже фактом привычным.

Сейчас все силы свои Надежда Тимофеева отдаёт созданию в Москве хосписа для лейкозных ребятишек. Конечно, в больнице их лечат, за ними ухаживают, наблюдают. Но больничные стены, разговоры, обстановка для больного ребёнка тяжелы. В хосписе всё будет по-другому. И упаси Бог относиться к хоспису по-западному - как к месту, где ждут своего последнего часа безнадёжно больные.

Это неправильно. Хоспис — от английского house peace — «дом мира». А мир там, где живут. Мы нередко копируем что-то, не глядя, с западного варианта, вот и хоспис тоже. А у нас у каждого ребёнка будет надежда. Именно надежда и поможет ему одолеть недуг. А одолев недуг, он сможет быть полезным человеком. И об этом здесь позаботятся. Ребёнка научат какому-то ремеслу, помогут не растеряться перед жизнью.

Да, у неё большие планы. Ей так хочется помочь всем. Больным детям, их родителям, медсестрам и нянечкам. Детям излечиться, родителям не опустить рук, сёстрам и нянечкам уметь прятать собственную боль, достойно терпеть капризного ребёнка и раздражённого родителя.

...А на встрече той было очень славно. Пятилетняя Нина ни за что не хотела идти сюда с мамой, ещё бы: за пять лет болезни она видела только больницу и дом, она не знала, что такое встреча. Может, это неприятно, может, это больно... А встреча - это, оказывается, хорошо. Дети водили хороводы, пели песни. Ниночка крепко держала мамину руку, хороводов не водила, песен не пела. А потом вдруг выдернула ладошку и...

Я вам хочу балет показать, можно?

Можно! Несколько раз неловко подпрыгнула, взмахнула руками. Устала. Села, прижалась к маме. А у мамы слёзы радости: её Ниночка и балет!

Два мальчика сражаются на шпагах.

Это у нас дуэль.

Для дуэли всегда есть причина. А вы из-за кого?

Мальчики растерянно смотрят по сторонам. Один

из них останавливает взгляд на безмятежно спящей под роялем кошке.

А из-за кошки, — объясняет он, поигрывая шпагой, — кошка, она ведь почти женщина.