Геббельс. Портрет на фоне дневника.

Но впоследствии, когда его генералы будут проигрывать сражения на Востоке, отступать, Гитлер, горя к ним ненавистью, посчитает их предателями, тогда какие только слова одобрения задним числом не раздадутся в дневнике Геббельса по поводу сталинских процессов и самого Сталина, предусмотрительно истребившего своих генералов, заменившего их молодыми, народного происхождения полководцами.

Так они учатся друг у друга.

«НАМ НЕ НУЖНЫ ЭТИ НАРОДЫ, НАМ НУЖНЫ ИХ ЗЕМЛИ»

В 1936 году, как выясняется из записи от 22 октября, уже упоминавшийся глава концерна прессы Аманн покупает у Геббельса дневники.

«Я продал Аманну свои дневники. Опубликовать через 20 лет после моей смерти. 250 000 марок сейчас и 100 000 каждый год.

Магда и я счастливы». Это была крупная денежная сделка. Геббельс еще усерднее ведет дневник, политический, выхолащивая его почти от всего привходящего. «Эти записи – мое прибежище», – предваряет он девизом очередную тетрадь 7 ноября 1937-го. Но это совсем не так. Он не ищет укромности в дневнике. И раньше Геббельсу нужен был если не непосредственно тотчас читатель, то во всяком случае подразумеваемая им в дальнейшем некая внемлющая его дневнику аудитория. Теперь, когда дневники так счастливо пристроены, определилась на будущее их судьба, Геббельс ощущает себя посмертно закрепленным в истории и с оглядкой на нее корректирует записи и себя в них. Язык записей топорен, без оттенков. Учащаются языковые погрешности. Исследователи сходятся в том, что в статьях и особенно в устных речах язык Геббельса точнее и выразительнее.

Находясь часто подле Гитлера, наблюдая его, Геббельс подвержен нередко тревоге, когда тот решается предпринять дерзкие акции. Но с первыми наглядными успехами опасения отступают, победительность фюрера пленяет, завоевывает его, освобождая от страха. Он становится все более пламенным трибуном, неустанным творцом мифа о Гитлере.

6 марта 1937. Шесть зарубежных немецких поэтов пришли ко мне. Я обсуждал с ними проблему зарубежных немцев. Вопрос власти. Молчать и вооружаться!

15 марта 1937. Австрия и Чехословакия. Мы должны получить их, чтобы округлить свою территорию. И мы их получим. У этих маленьких государств какая-то примитивная мания величия.

На пути к развязке – отторжению Судетской области от Чехословакии и дальше, к захвату Чехословакии, – в дневнике раздаются выкрики, подобные этим:

29 января 1938. Чехия просто куча дерьма. Возбуждать против нее ненависть со всех сторон – в наших интересах.

Пикантно, что как раз в это время он состоит в длящемся уже два года жгучем тайном романе именно с чешкой. Повторяется в какой-то мере ситуация, когда его возлюбленной, нареченной невестой более четырех лет была полуеврейка Эльзе. Но это уже материал для психоаналитиков. «Хорти (диктатор Венгрии) полон дикой ненависти к чехам», – с удовлетворением отметит он. Венгрия притязала на часть территории Чехословакии.

4 июня 1938. С этим дерьмовым государством надо покончить. Чем раньше, тем лучше.

И если невзначай Геббельс задумается: «Ненависть между немцами и чехами непреодолима. Сложная проблема, что делать в будущем с чехами?» (30.7.1938) или, отметив «прекрасную организованность» чешской социал-демократической партии, снова задается вопросом: «Что произойдет с 6 млн. чехов, когда мы возьмем страну? Сложный, почти неразрешимый вопрос» – сам же на него по-гитлеровски ответит: «Мы не хотим вскармливать эти народы, чехов и прочий сброд, напротив, мы их однажды изгоним. Нам не нужны эти народы, нам нужны их земли» (22.8.1938).

«МЫ ДОЛЖНЫ СОГНУТЬ ЦЕРКОВЬ И ПРЕВРАТИТЬ ЕЕ В НАШЕГО СЛУГУ»

Гитлер, ускользающий, неожиданный, заботящийся о том, чтобы оставаться не познаваемым и своими политическими приспешниками, обьгчно предпочитающий проводить досуг в непритязательном обществе обслуживающего персонала – слуг, секретарш, диетической поварихи – и скрываемой от посторонних глаз своей подруги Евы Браун, – это все тоже Гитлер.

«Гитлер был виртуоз власти… – пишет М. Штюрмер. – Он умел сочетать ледяное отчуждение и экстатическое объединение. Эта двойственность была инструментом его власти. Он сохранял дистанцию со всеми: с собственной партией, с традицией, с политикой, с армией, с церковью и промышленностью. Никто из помощников и сообщников не знал, как он его встретит завтра: ни старые товарищи, ни черные паладины, ни дамы из общества, ни генералы. Но неотступна была угроза мучительной гибели в гестаповских застенках, как и соблазн власти, жестокости и алчности».

20 февраля 1938-го в рейхстаге, подводя итоги пятилетнего правления нацистов, Гитлер сказал: «Нет учреждения в этом государстве, которое не являлось бы сейчас национал-социалистическим… Никто из занимающих ответственные посты в этом государстве не сомневается, что я – облеченный властью лидер империи».