Геббельс. Портрет на фоне дневника.

Маршал Жуков в упоминавшейся мной беседе очень высоко оценил немецкую армию – солдат и офицеров. «Таких солдат и офицеров никогда не было, – сказал он. – И они ведь до последнего воевали. Сопротивлялись. Вот уже капитуляция, а они решают сдаваться не нам, а союзникам и уходят организованно, пробиваются».

В вермахт мобилизованы шестнадцатилетние, призваны в фольксштурм мужчины всех возрастов, формируются в Берлине женские батальоны. «Надо их расположить на второй линии; тогда бы у мужчин пропала охота ретироваться с первой линии», – пишет Геббельс.

Повсюду вылавливаются дезертиры, прочесываются поезда с отпускниками. Издан 7 марта приказ: солдаты, попавшие в плен, «не будучи раненными, или при отсутствии доказательств, что они боролись до конца», будут казнены, а их родственники арестованы.

Гитлер досадует, что Германия не вышла из Женевской конвенции, как настаивал Геббельс. Тогда бы солдаты и население «не ожидали со стороны англо-американских войск гуманного обращения», сопротивление их было бы упорнее, и на западе дела, вероятно, были бы существенно иными. Заимствуют ли они пример Советского Союза, не подписавшего Женевскую конвенцию, или сами додумались в дни поражений?

«Впрочем, – замечает в дневнике Геббельс, – фюрер убежден, что он приблизительно за восемь-десять дней залатает снова дыры на западе».

Однако на западе продолжается отступление немецких войск.

«Передо мной приказ маршала Конева, – диктует 2 марта дневник Геббельс. – Конев в этом приказе высказывается против грабежей советских солдат в германских восточных областях, прежде всего – запасов водки. Они напиваются до потери сознания, переодеваются в цивильное, напяливают шляпу или цилиндр и разъезжают на велосипедах. Конев приказывает командирам повести строжайшую борьбу с таким разложением в советских частях». Характеристика событий, которая содержится в приказе, поджоги и другие факты дают представление о происходящем, считает Геббельс. «Мы получаем ужасные сведения с Восточного фронта», – о бесчинствах советских солдат, об изнасилованиях.

В этой связи генерал Гудериан – он в должности начальника генерального штаба сухопутных сил – обратился к мировому общественному мнению. Но мир, к этому времени ужаснувшийся открывшимися злодеяниями в лагерях Освенцима, Майданека с их газовыми камерами, остался глух к жалобам немецких военных властей.

Свойственной Геббельсу нервной злости это не вызвало. Судя по дневнику, такие дела на Восточном фронте в определенном смысле устраивают циничного Геббельса. Население боится прихода советских войск, избегает контакта с ними, устремляется на запад. Куда хуже в представлении Геббельса обстоит дело на Западном фронте. Союзники вступают в города, не встречая сопротивления. Для людей, ютящихся в развалинах разрушенных бомбами городов, их приход – избавление от кошмара непрерывных бомбардировок, от кошмара войны. Для Геббельса же это нестерпимо.

Он негодует: американцы вошли в город с плакатом «Давайте поцелуемся». А один бургомистр сдал город союзникам по телефону. «Совсем новый стиль в войне», – с сарказмом отмечает Геббельс.

А каково стерпеть: Черчилль, этот закоренелый, ненавистный враг, въехал на танке в разрушенный его авиацией город.

«Вервольф» («Оборотень»), подпольную террористическую организацию, официально возглавляет Борман, но Геббельс норовит перехватить руководство. И террористы действуют на западе против немецких должностных лиц, сотрудничающих с союзниками. В занятом англо-американскими войсками Аахене убит бургомистр. На очереди президент полиции.

С особой пристальностью следит Геббельс в первую очередь за событиями на Западном фронте, хотя он еще в 240 километрах от Берлина, тогда как советские войска в угрожающей от столицы близости. Тому находится объяснение. «Монголы, – сказал ему Гитлер, – так же, как сегодня Советы, бесчинствовали в Европе без воздействия на развитие тогдашних политических споров». Что касается Советского Союза, то его нашествие прокатится и откатится назад, чего не скажешь о сопернице Англии. Если западные союзники закрепятся, они не уйдут, останутся. И тогда – конец нашей идее. Потому так зло и нервно сцеплен Геббельс со всем, что происходит на Западе.

5 марта 1945. Вечером я на продолжительном докладе у фюрера… нервная дрожь его левой руки очень усилилась, что я замечаю с ужасом.