Геббельс. Портрет на фоне дневника.

22 июня ночью – впервые небольшая бомбардировка английской авиацией Берлина. Незначительный ущерб, но население крайне встревожено: не ожидало, что над столицей рейха могут появиться самолеты противника.

23 июня 1940. Переговоры в Компьене все еще ведутся. Французы очень упорны и действуют чрезвычайно ловко. Утверждают, что могут принять все наши условия, но никак не итальянцев, которые действительно весьма ненасытны. Муссолини в Мюнхене пожелал, чтобы фюрер и их представлял на переговорах. Но фюрер отказался. Господа итальянцы должны это делать сами. И прежде всего бороться, а не только требовать. Они портят нам все дело. В народе их престиж упал до нуля. Поскольку они ничего не делают, а всю борьбу возлагают на нас. Даже фюрер этим очень недоволен. Хотели бы мы иметь таких храбрых и верных союзников, как французы. А они, как нарочно, истекают кровью за этих подонков-англичан… Муссолини совсем не тот солдат, что фюрер. – Прошло то время, когда Геббельс то и дело противопоставлял достоинства Муссолини слабостям Гитлера. Теперь они окончательно поменялись ролями.

Геббельс тоже наведался в поверженный Париж. «Обзорная поездка. Замечательный город!» Особенно потряс его Версаль. «Эти Людовики все же были великие люди. Трианон (дворец)… Я бы тоже такой хотел» (2.7.1940).

Этим возгласом Геббельс заканчивает свои записи о победе над Францией.

Глава шестая «Я не верю в мир. Сначала – война!»

24 июня 1940. Вчера: русские все упорнее отвергают приписываемую им попытку антигерманской политики. Это производит глубокое впечатление.

25 июня 1940. Сталин сообщает Шуленбургу, что он собирается действовать против Румынии. Это против соглашения. Посмотрим.

26 июня 1940. Москва действует в Бухаресте очень энергично. Румыния просит нас быть снисходительными и пытается привлечь Россию на свою сторону. Но ей вряд ли повезет.

29 июня 1940. Румыния уступила Москве. Бессарабия и Северная Буковина отходят России. Для нас это и вовсе неприятно. Русские пользуются ситуацией.

И к досаде Геббельса, «Вохеншау» не так уж впечатляюще, когда нет военной хроники. Не хватает актуального материала, сетует он. «Что делать, не можем же мы начать войну только ради «Вохеншау».

Но с особым нетерпением, в интересах своего «Недельного обозрения», он станет ждать начала военных действий против Советского Союза.

5 июля 1940. Славянство распространяется по Балканам. Россия использует удобный момент. Наверное, позднее нам придется вновь выступить против Советов.

Геббельс не посвящен в то, что ровно через пять дней по окончании военных действий против Франции Гитлер со своими генералами приступил к разработке плана нападения на Советский Союз.

16 июля 1940. В народе царит некоторое беспокойство относительно России. – Видимо, все же что-то тревожное носится в воздухе. – Но мы не издаем успокоительного опровержения. Это очень хорошо, что народ остается в некотором напряжении. Оно еще понадобится нам против Англии.

19 июля 1940. Русские стали несколько дерзкими. Молотов не принял Шуленбурга. Но сейчас нам это не во вред. А англичане возлагают на это большие надежды.

Триумфальный проезд фюрера к Рейхстагу сквозь беснующиеся от восторга толпы народа. В его речи – высокая оценка военных достижений. А также – «Сильное подчеркивание нашей дружбы с Италией и добрососедских отношений с Москвой. Сильное и драматическое обращение к Лондону. Но цели войны не уточняются. Психологически необычайно действенно. Призыв к разуму. Мы не хотим этой войны… Теперь слово за Лондоном. Я не верю в мир. Сначала – война!»

После всех немыслимых побед Геббельс в эйфории и, похоже, расхрабрился. Призывает войну. Тогда как еще перед нападением на Польшу он был крайне опаслив и при всех своих радикальных склонностях предлагал тогда держаться мирной политической линии. Рассказавший об этом в своих «Воспоминаниях» Шпеер считал, что и Геббельс, и Геринг – оба они, выступавшие за сохранение мира, «просто расслабились и деградировали, ведя роскошную жизнь, и не хотели расставаться со своим благополучием».

А теперь ему – подавай войну! Но тревога снова охватит его.

31 июля 1940. Распоряжение гауляйтерам: они не должны допускать вызывающих тревогу слухов насчет возможных действий против России…

3 августа 1940. Речь Молотова потрясла Лондон[50]. Этого и следовало ожидать. Лопнул еще один мыльный пузырь.

9 августа 1940. Мы говорим с фюрером о балтийских государствах, где русские устанавливают свою террористическую диктатуру. Но мы не должны им (прибалтам) сочувствовать. Без интеллигенции они для нас безопаснее…. Россия всегда будет нам чужда.