Гэбриель Конрой

Мистеру Джеку Гемлину было очень худо. Срочно вызванный из Сакраменто доктор Дюшен сразу принял с больным самый снисходительный тон; с Питом Он был строг и придирчив; оставаясь же один, впадал в необыкновенную мрачность. Все, знавшие знаменитого врача, понимали по этим признакам, что он не надеется вылечить Джека. С Олли, ставшей за эти дни удивительно ловкой и внимательной сиделкой, он сперва избегал всяких разговоров о здоровье Джека, а потом, оставшись однажды с девочкой наедине, спросил ее более грустным тоном, нежели хотел, не известно ли ей из бесед с мистером Гемлином хоть чего-нибудь о его родных или друзьях.

Олли, наделенная незаурядным женским чутьем, уже не раз сама подумывала об этом; ей приходило в голову известить о болезни Джека "Лазореньку". Теперь, после обращения доктора, настроившего ее на самый печальный лад, она стала вспоминать все, что ей успел рассказать Джек о красавице испанке во время их ночного путешествия вдвоем. Как-то вечером, когда жар у Джека чуточку спал и он лежал - увы! - покорный и безгласный, она принялась за дело, которое только что оставил врач, - стала зондировать полузажившую рану больного.

- Наверно, вам было бы много приятнее, если бы эта история приключилась с вами в Сан-Франциско, - сказала Олли.

Джек озадаченно поглядел на маленькую мучительницу.

- Тогда вместо меня с Питом здесь сидела бы эта мексиканка, ваша милая, - уточнила свою мысль хитроумная Олимпия.

Джек чуть не выпрыгнул из кровати.

- Что ж, я, как бездомный калека, как попавший в переделку бродяга, расположился бы у нее в доме?! Послушай, Олли, - сказал наставительно мистер Гемлин, облокачиваясь на подушку, - если ты вообразила, что та девушка хоть чуть похожа на лазаретных дамочек, которые шмыгают вокруг каждого больного с флаконом камфарного масла в одной руке и с душеспасительной брошюрой в другой, выбрось эту ерунду из головы. Девяткой не бьют козырного туза! И никогда больше не называй ее моей милой - это звучит просто... просто кощунственно. До такого грубого блефа я еще в жизни не опускался!

Хотя день процесса был совсем близок, мистер Гемлин не проявлял к нему ни малейшего интереса; было ясно, что он не одобряет слабость, проявленную Гэбриелем, и воздерживается от резких суждений, лишь щадя чувства Олли. Однажды он снисходительно разъяснил ей свое видимое безразличие к исходу дела:

- На суде выступит один свидетель, Олли, который начисто снимет вину с Гэбриеля, - к вящему его позору! Тот-то уж убил Рамиреса наверняка! Я полностью на его стороне! Во всяком случае, волноваться тебе не о чем, Олли, если он не выступит на суде, я выступлю; так что перестань хныкать. А если хочешь послушаться меня, не ходи пока на суд совсем; пусть там адвокаты грызутся вволю. Вот когда пришлют за мной, будет на что посмотреть!

- Но вы не сможете пойти, вы еще не окрепли, - сказала Олли.

- Ничего, Пит приведет меня под руку; а потребуется - и на плечах притащит; во мне сейчас не так много веса, - сказал Джек, грустно поглядывая на свои исхудалые белые руки. - Я все продумал заранее, Олли; если даже со мной что случится, у Максуэлла лежит мое письменное показание, заверенное по всей форме.

Тем не менее в день суда Олли, не уверенная, как всегда, в Гэбриеле и опасающаяся, что он вдруг "возьмет да что-нибудь и выкинет", нервничала и волновалась.

Наконец прибыл посланец от Максуэлла с запиской о благополучном выступлении Перкинса в суде и с устной просьбой поскорее прислать Олли.

- Кто такой Перкинс? - спросила Олли, торопливо надевая шляпку.

- Перкинс - молодец! - несколько загадочно ответил Джек. - Не задавай лишних вопросов. С Гэбриелем теперь все в порядке, - добавил он успокоительно. - Считай, что он оправдан. Счастливого пути, мисс Конрой! Нет, минутку. Поцелуй меня на прощание. Слушай, Олли, неужели и ты мечтаешь разыскать эту пропавшую сестру, о которой твой тупой братец прожужжал мне все уши? Да? Значит, вы идиоты оба. Так вот, слушай - она нашлась! Воображаю, какое это счастье! Ну, раз-два, шагом марш!

Розовые ленточки мелькнули в дверях и исчезли; мистер Гемлин, насмешливо блеснув глазами им вслед, откинулся на подушку.