Читаем Геенна огненная полностью

Ему почудилось, что вокруг него живые существа. Они стоят, наклонив голову, уткнувшись в пышную шевелюру своих корней, выбросив ноги в воздух, раскорячив их, двоятся, уменьшаются в размерах по мере удаления от ствола. Между их ног прорастают другие ветки, и непристойно-блудливые цепочки поднимаются к вершине, которая, словно фаллос, скрывается под юбкой листвы или, если посмотреть в обратном направлении, прорастает из зеленой гривы и утыкается в бархатистый живот земли.

На него наплывали страшные образы. Он опять видел перед собой кожу убитых мальчиков, белую, словно пергамент, она светилась в бледных гладких стволах высоких буков, грубая эпидерма нищих-попрошаек обернулась черной шероховатой корой дубов. Под вилами веток зияли отверстия, лохмотья коры образовывали узлы вокруг овальных ран, щели в морщинах складок, похожие на выводные каналы, исходящие из глубины живого организма. Вглядевшись в согнутые руки ветвей, он различил впадины, подмышки в завитках серого лишайника, деформирующие ствол, с длинными расходящимися краями, поросшие рыжими бархатистыми пучками и мхом.

Все вызывало у него непристойные ассоциации, земля, небесный свод изобиловали двусмысленными формами и символами. Облака надувались, как груди, раскачивались, словно бедра, опадая, походили на тощий круп, округлялись, будто плодоносящие бурдюки, тая, превращались в вытянутые ребристые молоки. Они гармонично сочетались с мрачным разгулом деревьев, этим нагромождением гигантских и карликовых ягодиц, с бесчисленными заветными женскими треугольниками, резко прочерченными линиями буквы V, ртами Содома, косыми вершинами, влажными корнями. Но и этот тошнотворный пейзаж вдруг изменился. Теперь Жиль лицезрел злокачественные наросты, язвы, продольные раны, бугры, червоточины, жуткие пробоины. Он находился в лепрозории, в венерической больнице для деревьев, посередине которой, на повороте, торчал красноватый бук.

Его пурпурные листья осыпались, образуя кровавые подтеки. Он чувствовал, как в нем закипает бешенство, ему грезилось, что где-то под корой прячется лесная нимфа, он хотел впиться в тело языческой богини, убить эту дриаду, надругаться над ней, здесь, в этих местах, неподвластных человеческим страстям.

Он позавидовал дровосекам, которые могут убить, растерзать эти деревья, в исступлении он что-то выкрикивал, выжидал, вслушивался в шорохи, лес отвечал на его призывы гулким уханьем ветра. Вконец обессиленный, он заплакал и побрел назад, вернулся в замок и рухнул на кровать.

Но и во сне призраки толпились вокруг него. Похотливые движения веток, уродливые объятия лесных существ, рваные, расползающиеся раны, бесстыдно приоткрытые заросли исчезли, умолкли рыдания листвы, которую нещадно стегал ветер, белые нарывы облаков растворились в сером небе, и во внезапно наступившей тишине перед ним явились инкубы и суккубы.

Тела растерзанных им жертв, превращенные в пепел, устилающие глубокие рвы, вновь обрели целостность. Со всех сторон его атаковали злые ларвы. Он отбивался, захлебывался в крови, сполз с постели и, встав на четвереньки, приблизился, подобно волку, к распятию и вцепился зубами в подножие Христа.

И тут все в нем перевернулось. Он содрогнулся перед искаженным лицом Христа, который смотрел на него с распятия. Он взмолился о пощаде, рыдания сотрясали его тело, силы покинули его, и он мог только едва слышно стонать, и тогда он с ужасом различил в своем плаче слезные голоса убитых детей, которые звали матерей и просили о помощи.

Дюрталь, очнувшись от привидевшихся ему сцен, захлопнул тетрадь с записями. Он пожал плечами, подумав, что все его душевные метания из-за какой-то женщины просто смешны, потому что речь идет всего-навсего о банальном грехе, вполне в духе буржуа.

<p>XII</p>

«Нужно как-то объяснить мой визит, — думал Дюрталь, направляясь на улицу Банё. — Уже несколько месяцев я не появлялся у Шантелува, и его, наверное, удивит мой неожиданный приход. Впрочем, повод найти легко. Если он окажется дома, что маловероятно, потому что зачем тогда было назначать мне это свидание? Да, в таком случае я скажу ему, что узнал от де Герми о его приступе подагры и решил зайти осведомиться о его здоровье».

Он вошел в дом, где жил Шантелув, и поднялся по лестнице. Это была очень старая лестница, с железными перилами, широкими ступеньками из красных кирпичиков, отделанных по краям деревом. Ее освещали благородные лампы, увенчанные шлемами из зеленой материи.

Стены дома пахли могильной сыростью, от них исходил какой-то церковный дух, уютный и вместе с тем приподнятый, который начисто отсутствует в зданиях современной кладки, сделанных будто из папье-маше. Невозможно представить себе, чтобы под этой крышей теснилось множество квартир, в которых содержанки соседствуют с чинными буржуазными семьями. Этот дом ему нравился, и он нашел, что в этих величественных стенах Гиацинта будет особенно желанна.

Перейти на страницу:

Все книги серии Дюрталь

Без дна
Без дна

Новый, тщательно прокомментированный и свободный от досадных ошибок предыдущих изданий перевод знаменитого произведения французского писателя Ж. К. Гюисманса (1848–1907). «Без дна» (1891), первая, посвященная сатанизму часть известной трилогии, относится к «декадентскому» периоду в творчестве автора и является, по сути, романом в романе: с одной стороны, это едва ли не единственное в художественной литературе жизнеописание Жиля де Рэ, легендарного сподвижника Жанны д'Арк, после мученической смерти Орлеанской Девы предавшегося служению дьяволу, с другой — история некоего парижского литератора, который, разочаровавшись в пресловутых духовных ценностях европейской цивилизации конца XIX в., обращается к Средневековью и с горечью осознает, какая непреодолимая бездна разделяет эту сложную, противоречивую и тем не менее устремленную к небу эпоху и современный, лишенный каких-либо взлетов и падений, безнадежно «плоский» десакрализированный мир, разъедаемый язвой материализма, с его убогой плебейской верой в технический прогресс и «гуманистические идеалы»…

Аnna Starmoon , Жорис-Карл Гюисманс

Проза / Классическая проза / Саморазвитие / личностный рост / Образование и наука
На пути
На пути

«Католичество остается осью западной истории… — писал Н. Бердяев. — Оно вынесло все испытания: и Возрождение, и Реформацию, и все еретические и сектантские движения, и все революции… Даже неверующие должны признать, что в этой исключительной силе католичества скрывается какая-то тайна, рационально необъяснимая». Приблизиться к этой тайне попытался французский писатель Ж. К. Гюисманс (1848–1907) во второй части своей знаменитой трилогии — романе «На пути» (1895). Книга, ставшая своеобразной эстетической апологией католицизма, относится к «религиозному» периоду в творчестве автора и является до известной степени произведением автобиографическим — впрочем, как и первая ее часть (роман «Без дна» — Энигма, 2006). В романе нашли отражение духовные искания писателя, разочаровавшегося в профанном оккультизме конца XIX в. и мучительно пытающегося обрести себя на стезе канонического католицизма. Однако и на этом, казалось бы, бесконечно далеком от прежнего, «сатанинского», пути воцерковления отчаявшийся герой убеждается, сколь глубока пропасть, разделяющая аскетическое, устремленное к небесам средневековое христианство и приспособившуюся к мирскому позитивизму и рационализму современную Римско-католическую Церковь с ее меркантильным, предавшим апостольские заветы клиром.Художественная ткань романа весьма сложна: тут и экскурсы в историю монашеских орденов с их уставами и сложными иерархическими отношениями, и многочисленные скрытые и явные цитаты из трудов Отцов Церкви и средневековых хронистов, и размышления о католической литургике и религиозном символизме, и скрупулезный анализ церковной музыки, живописи и архитектуры. Представленная в романе широкая панорама христианской мистики и различных, часто противоречивых религиозных течений потребовала обстоятельной вступительной статьи и детальных комментариев, при составлении которых редакция решила не ограничиваться сухими лапидарными сведениями о тех или иных исторических лицах, а отдать предпочтение миниатюрным, подчас почти художественным агиографическим статьям. В приложении представлены фрагменты из работ св. Хуана де ла Крус, подчеркивающими мистический акцент романа.«"На пути" — самая интересная книга Гюисманса… — отмечал Н. Бердяев. — Никто еще не проникал так в литургические красоты католичества, не истолковывал так готики. Одно это делает Гюисманса большим писателем».

Антон Павлович Чехов , Дмитрий Наркисович Мамин-Сибиряк , Жорис-Карл Гюисманс

Сказки народов мира / Проза / Классическая проза / Русская классическая проза

Похожие книги