Читаем Гегель. Биография полностью

Это не те доходы, которыми можно хвастать, будь он и в самом деле в глазах прусской администрации тем, за кого его выдавали, именуя, в зависимости от обстоятельств, либо уничижительно, либо почтительно «философом государства», «диктатором в Прусском университете», «идеологом на службе у абсолютной монархии». Заработок Гегеля ничем не отличался от общепринятых. В Берлинском университете оклады профессора химии или медицины варьировались от 1500 до 2000 талеров, теолог получал от 2000 до 2500; юрист — от 2500 до 3000 талеров[248]. В 1841 г. новый король Пруссии, Фридрих Вильгельм IV, предложит 6000 талеров стареющему Шеллингу, поручив тому ликвидировать последствия гегелевского преподавания[249].

Поучительное сравнение: Фридрих Вильгельм III, король хуже некуда, вдобавок к своим «личным» доходам выделил на собственное содержание 2 500 000 талеров. Тирания и глупость, как это и должно было быть, получали в сто двадцать раз больше, чем ум и свобода духа, которым — это правда — цены нет.

Гегель часто жаловался на безденежье, возможно, по привычке и регулярно запрашивал возмещение расходов. Для путешествий, лечения, отдыха можно было получать с разрешения начальства правительственные вспомоществования. Профессиональный статус Гегеля не отличался от положения других служащих монархии: зависящие от расположения короля, они могли быть уволены всякий миг без надежды на пенсию по старости, лишенные какой-либо взаимной поддержки и профсоюзной защиты, без помощи и средств, полностью предоставленные самим себе.

Благодаря разовым выплатам, Гегель время от времени совершал ознакомительные или культурно — просветительские поездки, в которых, в соответствии с обычаями и правилами, жена не могла его сопровождать. Государство возмещало только то, что было профессиональной необходимостью и шло на пользу службе или могло сойти за таковую пользу, еще оно оплачивало раболепие или более или менее очевидный конформизм. Привыкшие к такому порядку, отмененному лишь много позже под давлением общественности, служащие Его Величества, вероятно, не испытывали сильных угрызений совести в связи с унизительным характером процедуры получения помощи.

Министры и сам канцлер заботились о мелочах. Чтобы возместить расходы на поездку требовалось согласие самого Гарденберга! Для получения разрешения министр Альтенштейн направляет ему прошение, в мотивировочной части которого подчеркивается лояльность университетского профессора и одновременно признаются его действительные заслуги: «Профессор Гегель, — пишет он в 1822 г., — несомненно, самый глубокий и самый основательный из философов, которыми располагает Германия» (С2 346). Столь справедливая оценка нас радует. Но, чтобы получить от канцлера разрешение, министр добавляет: «он оказывает на молодежь большое благотворное влияние», — несомненно, это так, но хорошо бы знать, какого рода это влияние… «Горячо, серьезно и компетентно он препятствует пагубному проникновению поверхностной философии, расшатывая у молодежи самомнение. Благодаря таким взглядам, престиж его очень высок, и это — как и их благотворное воздействие — признают даже те, кто испытывает недоверие ко всякой философии» (С2 346).

Угодливая ложь или непростительное неведение? Враги философии не складывают оружия перед Гегелем — вовсе нет, они не считают его новую систему стоящей, они обливают ее грязью. Так что трудно сказать, «благотворны» ли воззрения профессора Гегеля, служащие оправданием денежной субсидии и разрешения на поездку. И все же эпоха Гарденберга, какой бы ущербной она ни была, это лучшее из времен.

Педагогическая и политическая деятельность Гегеля, столь же многообразная и неоднозначная, сколь неоднородна была публика, к которой он обращался, могла вызывать как доверие, так и неодобрение проправительственных группировок. Альтенштейн превозносит благотворное влияние Гегеля на молодежь как раз после инцидента в 1822 г. с капелланом собора Св. Ядвиги…

В Берлине Гегель будет наделен высокими университетскими званиями. Он станет членом экзаменационной комиссии Бранденбурга, примет участие в разработке проектов педагогической реформы, с октября 1829 г. по октябрь 1830 будет занимать пост ректора Берлинского университета. По правде говоря, к кому еще было обращаться власть имущим, как не к нему, да и университету оставлялась известная степень исподволь контролируемой свободы назначать должностных лиц.

Лучше Гегеля никого не было; его идеи, учение высоко ценились наиболее выдающимися прусскими интеллектуалами. Власти, как правило невежественные и ограниченные, не смели перечить Альтенштейну в выборе кандидатов. Они отважились на мятеж против философии Гегеля сразу после его смерти. В последние годы преподавания Гегеля все к этому шло, хотя тогда еще ощущалась некоторая неловкость.

Гегель предпримет немало интересных путешествий, которые в предшествующие годы жизни были невозможны из-за безденежья.

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 мифов о Берии. От славы к проклятиям, 1941-1953 гг.
100 мифов о Берии. От славы к проклятиям, 1941-1953 гг.

Само имя — БЕРИЯ — до сих пор воспринимается в общественном сознании России как особый символ-синоним жестокого, кровавого монстра, только и способного что на самые злодейские преступления. Все убеждены в том, что это был только кровавый палач и злобный интриган, нанесший колоссальный ущерб СССР. Но так ли это? Насколько обоснованна такая, фактически монопольно господствующая в общественном сознании точка зрения? Как сложился столь негативный образ человека, который всю свою сознательную жизнь посвятил созданию и укреплению СССР, результатами деятельности которого Россия пользуется до сих пор?Ответы на эти и многие другие вопросы, связанные с жизнью и деятельностью Лаврентия Павловича Берии, читатели найдут в состоящем из двух книг новом проекте известного историка Арсена Мартиросяна — «100 мифов о Берии»Первая книга проекта «Вдохновитель репрессий или талантливый организатор? 1917–1941 гг.» была посвящена довоенному периоду. Настоящая книга является второй в упомянутом проекте и охватывает период жизни и деятельности Л.П, Берия с 22.06.1941 г. по 26.06.1953 г.

Арсен Беникович Мартиросян

Биографии и Мемуары / Политика / Образование и наука / Документальное
Савва Морозов
Савва Морозов

Имя Саввы Тимофеевича Морозова — символ загадочности русской души. Что может быть непонятнее для иностранца, чем расчетливый коммерсант, оказывающий бескорыстную помощь частному театру? Или богатейший капиталист, который поддерживает революционное движение, тем самым подписывая себе и своему сословию смертный приговор, срок исполнения которого заранее не известен? Самый загадочный эпизод в биографии Морозова — его безвременная кончина в возрасте 43 лет — еще долго будет привлекать внимание любителей исторических тайн. Сегодня фигура известнейшего купца-мецената окружена непроницаемым ореолом таинственности. Этот ореол искажает реальный образ Саввы Морозова. Историк А. И. Федорец вдумчиво анализирует общественно-политические и эстетические взгляды Саввы Морозова, пытается понять мотивы его деятельности, причины и следствия отдельных поступков. А в конечном итоге — найти тончайшую грань между реальностью и вымыслом. Книга «Савва Морозов» — это портрет купца на фоне эпохи. Портрет, максимально очищенный от случайных и намеренных искажений. А значит — отражающий реальный облик одного из наиболее известных русских коммерсантов.

Анна Ильинична Федорец , Максим Горький

Биографии и Мемуары / История / Русская классическая проза / Образование и наука / Документальное