Гея (1988)

Голос его никнет. Он снова закрывает глаза ладонью.

В салон врывается Норма Хэмптон.

— Уилл! Боже мой, что с тобой делается… — Она отдирает руки Уилла от стола и ведет его к двери. — Ты просто сошел с ума. Ты просто хочешь себя погубить…

У двери Уилл припадает к косяку, от звериного стона содрогается его спина. Норма растерянно стоит рядом, гладит его по плечу.

Али-Овсад подходит к Уиллу.

— Не надо плакать, инглиз, — произносит он с силой. — Ты мужчина. Кравцов был тебе друг. Нам всем был друг.

* * *

Он и Норма берут Уилла под руки и уводят.

И снова тихо в салоне.

От резкого телефонного зуммера Токунага нервно вздрагивает. Воронин берет трубку, слушает.

— Связь с Москвой есть, — говорит он, поднимаясь.

Токунага тоже встает и выходит вместе с Ворониным из салона.

В радиорубке их встречает Оловянников.

— Она у нас, в редакции «Известий», — тихо говорит он и передает трубку Воронину.

— Марина Сергеевна? Говорит Воронин. Вы слышите меня?.. Марина Сергеевна, я знаю, что слова утешения бессмысленны, но позвольте мне… позвольте сказать вам, что я горжусь вашим мужем.

* * *

Вот и все.

Вам, наверное, покажется странным, что, для того чтобы перерезать черный столб, люди использовали такое опасное старинное чудовище, как атомная бомба. Но не забывайте, что эта история произошла в те времена, когда не было еще гравиквантовых излучателей. Да и о сущности единого поля люди тогда только начинали догадываться.

Что было дальше? Если вы забыли, то включите учебную звукозапись для четвертого класса. Она напомнит вам, как космонавты Мышляев и Эррера вышли на орбиту, эквидистантную отрезанному витку черного столба, получившему название Кольцо Кравцова. Они уравняли скорость своего корабля со скоростью Кольца, вылезли в скафандрах наружу, в пространство, и укрепили на разомкнутых концах Кольца первые датчики автоматических станций.

А теперь на Кольце Кравцова смонтированы внеземные станции для ракетных поездов, посты космической связи и многое другое. Вы прекрасно знаете это.

Теперь, когда вы познакомились с Александром Кравцовым поближе, всмотритесь снова в его портрет — он помещен в учебнике геофизики, в том разделе, где идет речь о Кольце Кравцова. Парень как парень, не правда ли? Он вовсе не собирался стать героем.

Просто он легко забывал о себе, когда думал о других.

Валентина Журавлева Придет такой день

Не читайте этот рассказ

днем, потому что вас будут отвлекать тысячи назойливых мелочей. Лучше всего читать ночью, когда на столе лежит теплый круг света от лампы и сквозь полуоткрытое окно слышно, как шуршит дождь.

Не читайте этот рассказ,

если вас раздражают исторические и научные неточности. Действительность здесь основательно перемешана с вымыслом. Сведения, которыми я располагала, были так противоречивы, что пришлось выбирать почти наугад. Кое-что я присочинила сама.

Не читайте этот рассказ,

если вы рассчитываете спросить, почему в век кибернетики и космических ракет я вспомнила историю, случившуюся в конце прошлого столетия. Я не смогу ответить. Бывает же так: вы идете по берегу моря и вдруг замечаете камешек, который надо поднять. Почему надо? Почему именно этот? Пустые вопросы. Вы подбираете камешек, кладете его на ладонь, и вас охватывает непонятное волнение. И вы надолго запоминаете этот день, море и камешек.

* * *

Весна 1887 года в Париже была на редкость холодной, и сирень расцвела только шестого мая. Студенты-медики Жерар Десень и Поль Миар пришли к знакомой художнице с ветками только что распустившейся сирени. Возможно, при других обстоятельствах художница и не обратила бы особого внимания на подарок, но ей, как и всем, надоели холодные ветры и томительные, серые дожди. В этот яркий, солнечный день она восприняла сирень как символ победившей весны. Она долго любовалась цветами, а потом сказала, что не существует красок, которые позволили бы правильно передать тончайшую цветовую гамму сирени.

— Смотрите, — сказала она, — я могу взять китайский вермильон, смальтовую синюю и фиолетовый марс. И вот красное в соединении с сине-фиолетовым дает чистый малиновый цвет. Но никаким смешением красок нельзя воспроизвести живую сиреневую гамму. Наверное, нужна какая-то особая краска…

— Очень хорошо! — воскликнул Поль Миар. — Я получу ее в лаборатории. Дайте мне два года.

— Два года? — переспросил Жерар Десень и рассмеялся. — Ты не справишься с этим и за двадцать лет: искусственные краски тусклы и грубы. Они годятся только для того, чтобы малевать вывески. Но за два года я найду растение, из которого можно получить настоящую сиреневую краску.

— Ты нелогичен, Жерар, — возразил Поль. — Вот перед тобой сама сирень, разве ты можешь извлечь из нее сиреневую краску?..

Художница прервала спор. Она объявила, что будет ждать два года. Посмотрим, кто окажется прав, сказала она. А пока, в такой сверкающий весенний день, не лучше ли пойти на набережную?