Гейдар Алиев

Виктор Петрович вернулся к столу, помолчал.

— Может, еще чаю? — Что-то далекое мелькнуло в его глазах, и вдруг, без всякой внешней связи, вырвалось: — Четыре с половиной года не был в отпуске, отвык, не знаю, как люди сейчас отдыхают. Когда выпадает свободная минута, забиваюсь в угол и читаю. Только не о войне. Осточертела война…

Мы молчали, боясь спугнуть эту неожиданную исповедь, понимая, что в другой обстановке ее, может, и не было бы…

Скрипнула дверь. Заглянул и вошел Афранд Дашдамиров, заведующий отделом пропаганды и агитации ЦК:

— Ребята, пожалейте Виктора Петровича!

Накатывалась волна забот, срочных и сверхсрочных, безотлагательных. А Виктор только разговорился, рассказывал, как в Герате хоронили афганского товарища, партийного работника. Над могилой выступал Наджибулла. Выступал под аккомпанемент разрывов, мины падали все ближе. Виктор уговаривал его уйти в укрытие, Наджибулла не соглашался. И только закончился траурный митинг, отъехали на сотню-другую метров, как очередная мина угодила прямо в свежий холм. Эти годы навсегда останутся с ним.

— Ну, что принес, Афранд Фиридунович? — поднялся Поляничко навстречу Дашдамирову.

— Растет число беженцев. Сегодня это самое главное.

Пока доезжаем от ЦК до гостиницы, машину пять раз останавливают военные патрули. На последнем посту молоденький лейтенант, заглянув в редакционное удостоверение, просит:

— Пишите правду, ребята.

2 декабря.

Будто из давних тревожных сводок ворвалось в наши дни горькое слово: «беженцы». Уходят азербайджанцы из Армении. Уходят армяне из Азербайджана. В Баку с утра выстраиваются очереди у касс Аэрофлота, аэропорт и железнодорожный вокзал переполнены. Люди снимаются семьями со всем своим скарбом, а подчас и не успев собраться. Обгоняя их, клубятся слухи один нелепее другого.

Накануне я подошел к кассам Аэрофлота. У входа канатом огорожен квадрат. Внутри два патруля — военный и милицейский. Плюс добровольные контролеры. В списках многозначные номера. Как и всюду в эти дни в Баку, едва начинаешь с кем-то разговаривать, тут же оказываешься в плотном кольце. Люди напряжены, но стараются говорить спокойно, сдерживая тех, кто горячится.

Кто отрывает этих людей от родных очагов? Кто сеет слухи? Угрожает?

Люди бегут не от стихийного бедствия. Бедствие, которое заставляет разрывать дружеские узы, пострашнее природных.

— Это наше общее горе, — так оценил ситуацию слесарь Александр Степанович Скоробогатов, русский человек, волжанин, для которого азербайджанская земля стала второй родиной. В конторке управления рядом с ним сидели инженер А. Сукясов, начальник управления Т. Эминов, слесарь П. Киселев…

— В войну в одном окопе сражались русский и армянин, узбек и татарин, — говорил Скоробогатов. — У нас был общий враг — фашизм. А что происходит теперь? Кто-то хочет заставить нас видеть друг в друге врага. Кому это нужно? Мне? Вам? Знаете, наш коллектив отверг забастовки. Мы работали и работаем. Но так тяжело на сердце, что даже домой не хочется идти. Посмотрите на лица рабочих — какое подавленное у всех настроение. Я думаю о беженцах, точно о родных — и армянах, и азербайджанцах. Это никому не нужное переселение будоражит людей и там, и здесь. А выход, по-моему, один: пусть власть наша твердо скажет: товарищи, остановитесь, оглянитесь! Вам нечего делить. Подумайте о детях ваших, которым жить на этой земле. Жить рядом.

В Нагорном Карабахе арестовали одного из лидеров движения «Крунк», директора Степанакертского комбината стройматериалов М. Манучарова. Вместе с ним арестованы десять его пособников.

— Эти люди превратили комбинат строительных материалов и бюро гражданского обслуживания в источники нетрудовых доходов, — сказал заместитель Генерального прокурора Союза ССР А. Ф. Катусев.

— Степень вины каждого будет установлена судом. На сегодняшний день имеется достаточно доказательств для предъявления им обвинения в хищениях. Не могу не подчеркнуть: Манучаров и сообщники добывали деньги на людской скорби, похищая дорогостоящие стройматериалы, получая взятки за установление надгробных памятников. Их кредо предельно безнравственно: «Если хочешь разбогатеть, используй горе народное».

Какими же рублями измерить слезы и горе беженцев? Кому мы предъявим этот счет?

Верховный Совет СССР призывает трудящихся Армении и Азербайджана проявить мудрость и выдержку, перешагнуть через взаимные обиды и обвинения.

Услышат ли люди эти слова? Услышит ли Кубинка? ^{3}

3 декабря.

Узкая, грязная улочка. Вросшие в землю домишки, подслеповатые окна, пристройки, надстройки. Иные висят на подпорках прямо над тротуаром, как большие скворечники. С улицы к «скворечнику» поднимается крутая лесенка.

Почти у каждой калитки крутится детвора.

— Кому чурек? Чурек кому?

Теплые лепешки, только что из печи, под руками — в картонной коробке, на бумажной мешковине.

— «Мальборо» надо? Водка надо? — торопится вдогонку другой пацаненок, совсем малыш, видно, и в школу еще не ходит. Услышав «нет», беспечно возвращается к друзьям. До следующего прохожего.

— Пиво надо? «Мальборо» надо?