– Привыкнуть можно, – буркнул Клим. Опрокинув рюмку, он влил в себя остатки тягучей жидкости, от которой во рту разгорался маленький костер, и мужественно проглотил. Закуски на столе не было.
– Итак, Климентий Михайлович! – начал Салазар, пока охранник доливал опустевшие рюмки.
– Вы позволили втянуть себя в непростую историю.
Испанец кивнул помощнику. Тот аккуратно разложил на столе подложку из тонких бамбуковых полосок и выложил на нее старый армейский револьвер.
– Английский Веблей четвертой модели с переломной рамкой, – привычно отметил про себя Климентий. Десяток лет проведенные в юности на диком в ту пору, антикварном рынке, не прошли даром.
Револьверу было лет сто. А может и больше.
Рядом с Воблеем сподручный положил один единственный патрон. В его медном боку мутно отразился луч солнца, пробившийся сквозь неплотно прикрытые шторы, отбросив блики на матовую поверхность экзотической столешницы.
Михалыч скривился:
– Лучше бы орешков поставил. На закуску, – ворчливо буркнул он в сторону испанца. – Экономишь?
Салазар рассмеялся, сделав пару театральных хлопков в ладоши:
– Уважаю.
Последовала новая команда, и несколько пакетиков с фисташками появились на столе вместе с тарелочкой с порезанным на ломтики лимоном.
Осознав серьезность положения, Климентий мобилизовал навыки, усвоенные на криминальных рынках антикварного старья. С безучастным видом он поднес ко рту бокал и мелкими глотками, впрочем, почти не ощущая вкуса, дегустировал экзотический напиток, изредка бросая в рот орешки. Казалось, он равнодушен к угрозе и не обращает внимания ни на собеседника, ни на лежащее перед ними оружие – обычный прием, в напряженных ситуациях, частенько возникавших на этом поприще. Ничего другого не оставалось.
Не желая форсировать события, он вопросительно смотрел на испанца.
– Распятие, – испанец тоже пригубил ром.
– Шестнадцатый век! Гваделупа! Платереско! Возможно это Педро де Мена, хотя его штемпеля здесь и нет, – значительно пояснил он.
– Занятная вещь. Ты не представляешь, сколько людей из-за нее лишилось жизни!
Михалыч пожал плечами. Это был перебор. Вещица, хотя и неплоха, но на кровавые разборки не тянула. Даже со штемпелем. Ну, дал бы он за нее пару тыщ баксов, при таком раскладе, не больше. Но, не рискнув вступать в дискуссию и, в то же время, желая продолжить разговор, чтобы лучше понять ситуацию, осведомился:
– Валера, в том числе?
– Конечно. И Валера тоже.
Испанец замолчал, однако, судя по всему, ему было нужно выговориться. Он слишком долго сдерживался, не имея достойного собеседника.
– Гваделупа, Перу, Рио-де-ла-Плата! Золото инков. Золотые галеоны. Эта вещь имеет к ним прямое отношение. Не говоря уж о собственной исторической ценности.
Ее последний владелец – Гаспар де Варгас, – Салазар многозначительно посмотрел на Клима, будто имя, которое он назвал, столь значительно, что не знать его невозможно.
– Его родовое клеймо самое крайнее, слева. Его поставили уже потом, много позже, как свидетельство подлинности этого креста и его ценности для испанской короны.
– Де Варгас отобрал его у казненного, по его приказу, знаменитого пиратского капитана, пустившего на дно не один десяток кораблей. За семь лет до этого пираты разграбили Черный галеон и зарыли самой большой клад на Ямайке. Потом, чтобы клад не нашли, этот тип убил их всех, по очереди. Ночью. Пока они спали, напившись рому. Он убил даже юнгу – племянника. Перерезал ему горло. Так гласит предание. Так что этот крест удостоился того, чтобы войти в историю.
Старый пират заказал его у лучшего ювелира в Картахене по цене – будто он не из меди, а из чистого золота с изумрудами. Само золото он пожертвовал тамошней церкви, чтобы племянник перестал являться к нему по ночам, не показывал на перерезанное горло и не требовал серебряный свисток для разговоров с товарищами по несчастью. Так гласят легенды.
Они утверждают – на обратной стороне распятия когда-то была выбита карта с местом, где зарыты сокровища. Потом слой бронзы сточили. Рисунок исчез. Однако металл сохранил его контуры, как хранит скрытый узор даже гладко обточенная дамасская сталь. Говорят, карта откроется только избранному.
Салазар замолчал.
Климентий слушал внимательно. Что-то было не так. Так много пустой болтовни. Не для того же, чтобы слушать этот бред, его сюда притащили.
Чем больше говорил испанец, тем явственней ощущалось – он и сам чего-то боится. Он словно выдавливал слова, застревавшие в горле, и в то же время, был не в силах остановиться. Слова копились и выпирали, порожденные возбуждением и страхом. Об этом кричали и слегка расширенные зрачки его карих глаз, и мелкая жилка, нервно бившаяся на лбу, и едва приметная прерывистость дыхания. И то, что Салазар старался не смотреть на револьвер, лежавший на столе.
Климентий, наоборот, вполуха слушая бредни испанца, старался получше рассмотреть его и даже попытался взять в руки, однако остановился, встретив нервозный жест охранника.