Гейша

– Спасибо, – кивнул я.

Домработница заботливым взглядом окинула гостиную, положила на стеклянный стол передо мной салфетку, подала хрустальный стакан, вздохнула, поправила завернутый угол ковра на полу и, сославшись на кухонные дела, оставила меня в одиночестве.

Я положил розу и пакет со шкатулкой на стол, прошелся по гостиной, налил себе мартини – гулять так гулять. Из кухни доносился плеск воды и звон кастрюль. Бабуля хозяйничала. Я допил коктейль, а меж тем хозяйка дворца не появлялась. Наверное, решила меня наказать за медлительность, а может, наводит марафет? Как бы роза не загнулась без воды… Я ведь думал красиво преподнести ее лично в руки, а жизнь, как говорится, «вносила свои коррективы». Я поискал глазами емкость, подходящую по размеру к метровому стеблю, и не нашел ничего более подходящего, чем полуторалитровая бутыль из-под шампанского, ускользнувшая, как видно, из-под бдительного ока бабули.

Как это говорил персонаж Джигарханяна в фильме про тетушку Чарли? «Кажется, она любит выпить? Надо этим воспользоваться…»

Я прогулялся мимо кухни в ванную, наполнил бутыль водой и вернулся в гостиную. Никаких признаков жизни квартирка не подавала, только домработница исправно гремела кастрюлями над раковиной.

Где же Алла? Я поставил розу в воду, еще раз прошелся по гостиной, удивляясь отсутствию такой необходимой мелочи, как большой цветной телевизор, перед экраном которого так приятно коротать лишнее время. Из кипы газет и журналов, небрежно разбросанных на столике в прихожей, я вытянул наугад одно издание, оказавшееся сугубо медицинским. Пролистав его до конца, я наткнулся на юмористическую страницу, где пара убогих карикатур соседствовала с шутками типа «селезенка – сестра селезня» и «паралич – двуличный человек», что доказывало наличие у наших доморощенных гиппократов чувства юмора. Но больше всего меня потрясла поэма, сочиненная кем-то из медработников и присланная на конкурс. По своей художественной силе она могла бы соперничать со знаменитой «Гаврилиадой» Ильфа и Петрова. В поэме живописалось, как «здоровый крепкий парень, упитанный на вид, сидел там, где сидеть-то был должен инвалид».

Тогда старушка робко красавчику сему сказала:
«Уступили б место…», а он ей – «Не могу!»
Как видно, притомился на рынке заправлять,
Добавил: «Не желаю вам место уступать».

И так далее и тому подобное. Матерый такой человечище… Непонятно только, к чему все это напечатано в издании для медработников? Ответ я обнаружил в финале поэмы, где говорилось, что:

…А старушка, на палочку пока
Стояла, опираясь, – трамвай ее качал, —
Не выдержав, поднялся старик (с протезом!), встал!..

После этого ум у меня зашел за разум и я оставил поэму, не дочитав до конца.

М-да, гвозди бы делать из этих людей!

Все еще находясь под мрачным воздействием медико-литературного опуса, я отшвырнул подальше газету, налил себе еще мартини, совершил новый круг по гостиной, и наконец ноги мои сами остановились перед дверью заветной запертой комнаты, которая так удивила меня в прошлый раз. По моей версии, хозяйка дома должна была бы прятать там тела своих покойных мужей, погибших страшной мучительной смертью…

Нет, а кроме шуток, интересно, что там? Будуар?

Я внимательно исследовал двустворчатую широкую дверь, выкрашенную белой краской и полускрытую от посторонних глаз роскошной портьерой с золотыми кистями, точно такой же, как на окнах.

Мне показалось, что из-за двери доносятся какие-то звуки человеческой деятельности. Голос или голоса, шорохи, шевеление всякое, одним словом.

А вам разве не любопытно было бы, а?

Я наклонился к замочной скважине, приложил ухо. Отчетливо услышал тихое жужжание бормашинки (или это уже звуковые галлюцинации начинаются?), чьи-то болезненные стоны, затем звон, словно какой-то металлический предмет (ложка? шпатель?) полетел в тазик.

Неужели Алла практикует на дому? В таком случае, наверное, она и не знает, что я пришел?

Присев на корточки перед замочной скважиной, я осторожно нажал на ручку двери, и она неожиданно подалась вперед, а я почти кубарем ввалился в комнату.