"А что вы думали по этому поводу двенадцать лет назад, когда жили в Москве? - глухо произнес он. - У вас были такие же оправдания политики насильственного поселенчества на оккупированных территориях вашего стратегического союзника? Или вы считали это попранием суверенных прав дружественного палестинского народа?" "Я тогда только постигал азы сионизма, - тотчас смутился бывший борец идеологического фронта партии с его пером-штыком. - И ничего по этому поводу не думал." "А Дуду в эти же годы охранял поселенцев от палестинцев и наоборот, - брала реванш Батья. Возвращал захваченные сирийцами Голанские высоты, изгонял Арафата из Ливана, выполнял специальные задания за границей. Как вы думаете, кто из нас сегодня имеет больше прав на авторитетное мнение?" "Мне кажется, - хотя Наташа еще смущалась в присутствии своих хозяев в такой неестественной ситуации, как дружеский ужин на равных, но не в ее правилах было оставлять мужа наедине с любым противником, - что, официально предоставив нам гражданство, Израиль дал нам равные с вами права судить о его политике и влиять на нее своими голосами... Или мы живем по Оруэллу, когда все равны, но Дуду равнее Жени?" "Чем вы и поспешили воспользоваться, - лицо Батьи наконец-то приняло привычное жесткое выражение вместо сладкой патоки, из которой оно было слеплено по настоянию грозного супруга, до беспримерно наглого замечания служанки. - И навязали нам тот кошмар, который настал после победы правых на выборах!" "Это не совсем так, - спасал положение Давид. - Наташа права, что..." "Я чувствую, что с некоторых пор она для тебя теперь навеки будет права! - совсем потеряла контроль над собой вышколеленная вроде бы супруга миллионера и генерала. - Но и я остаюсь при своем мнении: у нас украли страну! Увели из-под носа, угнали, как незастрахованный автомобиль. Мы больше у себя дома ничего не значим и не решаем. И вот теперь и в своей семье я..."
"Подождите, - воскликнул Евгений. - По-моему там очередной кошмар. Общий для верных и неверных. Давайте-ка подойдем к телевизору..."
Все столики в ресторане, кроме того, за которым был такой острый спор, были уже пусты - посетители молча стояли у экрана.
"Где?" - тихо спросил Женя у старика в кипе. "Иерусалим, - глухо ответил он. - В самом сердце нашей столицы. Они пришли туда с детьми, как мы сюда, - он кив-нул на перепуганных ребятишек, жмущихся к бледной женщине. Пришли счаст-ливыми семьями, а их превратили... в мясную лавку..."
Экран словно был забрызган кровью. От него шел смрад горелой человеческой плоти и дымящих пластиковых столов. Это был точно такой же ресторан, в кото-ром сейчас ужинали супруги Зац и Домбровские, пока еще имеющие цельный человеческий облик. "Хамасовец мог войти и сюда, чтобы оставить нас всех четве-рых в виде фрагментов," - сказал Женя.
Умный Давид кивнул, оглянулся и вдруг, сбив в ног двоих официантов, бросился к открытым дверям. Там он схватил входящего мужчину в голубой куртке и выле-тел с ним наружу. На веранде шла борьба, визжали женщины, завывала полицей-ская сирена. В свою очередь, Женя схватил под руки Батью и Наташу и затолкал их в ближайшее помещение. Это был мужской туалет. Высокий худой парень, что в поэтической позе раскачивался с носков на пятки перед писсуаром, дико огля-нулся на возникших перед ним дам.