Гелиогабал

По прибытии в Рим Гелиогабал изгоняет из сената мужчин и сажает на их места женщин. Для римлян это — анархия, но для религии менструаций, которая изобрела тиренский пурпур, и для Гелиогабала, который проводит ее в жизнь, это просто-напросто восстановление равновесия, вполне обоснованное возвращение к закону, поскольку именно женщина была рождена первой, именно она шла первой в космическом порядке, к которому он возвращается, создавая свои законы.

***

Гелиогабал добрался до Рима только весной 218 года, после странного сексуального перехода через все Балканы и ослепительного разгула праздников на всем протяжении его странствий.

Время от времени Гелиогабал пролетал во весь опор на своей колеснице, покрытой чехлом, а следом за ним в обозе следовал огромный десятитонный Фаллос, помещенный в монументальное сооружение, некое подобие клетки, сделанной, казалось, из костей кита или мамонта. Иногда Гелиогабал останавливался, показывая свои богатства, демонстрируя свою пышность и щедрость, а также устраивая странные парады перед тупым и перепуганным народом. Увлекаемый вперед тремя сотнями быков, которых приводят в ярость, изводя сворами воющих цепных гиен, Фаллос на огромной низкой телеге, с колесами, шириной равными бедрам слона, пересекает европейскую часть Турции, Македонию, Грецию, Балканы и нынешнюю территорию Австрии со скоростью бегущей зебры.

Затем, время от времени, начинает играть музыка. Все останавливаются. Снимают покровы. Фаллос, с помощью веревок, поднимается на своем цоколе, устремляясь вверх. Появляется группа педерастов, затем актеры, танцовщицы и галлы, оскопленные и превращенные в мумии.

Ибо существуют еще и обряд покойников, и обряд сортировки, отбора членов — предметов, сделанных из мужских членов, растянутых и продубленных, с зачерненными концами, словно палки, обожженные на огне. Насаженные на концы палок, словно свечи на гвозди, словно острия на конец пики; подвешенные, как колокольчики, на загнутые золотые дужки; наколотые на огромные доски, словно гвозди на щит, — эти члены кружатся среди огня в танце галлов, и люди, поднявшиеся на ходули, заставляют их танцевать, словно они живые существа.

И всегда в момент пароксизма, исступления, когда хриплые голоса доходят до женского контральто, выступает Гелиогабал, на лобке которого красуется нечто вроде металлического паука с лапками, вонзающимися ему в кожу, из-за чего при каждом резком движении на его бедрах, напудренных шафраном, выступает кровь. Его член, смоченный золотом, покрытый золотом, незыблемый, твердый, бесполезный, безопасный. Гелиогабал появляется в своей золотой тиаре и мантии, перегруженной драгоценными каменьями и сверкающей огнем.

Его выход — танец, он проходит великолепно поставленным танцевальным шагом, хотя в Гелиогабале нет ничего от танцора. Тишина, а затем вновь вспыхивают страсти, и пронзительная оргия возобновляется. Гелиогабал вбирает крики, направляет этот природный обжигающий жар, смертельный жар, бесполезный обряд.

Между тем, все это: каменья, обувь, одежда и ткани, все участники действа, потерявшие голову от музыки струнных или ударных инструментов — кроталий, цимбал, египетских тамбурахов, греческих лир, систр, флейт, а также все эти оркестры из флейт, азоров, арф и небелей[123], также как все эти стяги, животные, звериные шкуры, птичьи перья, которые переполняют истории того времени, — словом, вся эта чудовищная пышность, охраняемая по периметру пятьюдесятью тысячами человек из специальных отрядов, которые были убеждены, что везут солнце, эта религиозная пышность имеет смысл. Мощный ритуальный смысл, потому что все действия Гелиогабала-императора имеют смысл, в противоположность тому, что об этом говорит История.

Гелиогабал входит в Рим ранним утром в марте 218 года, в один из дней, которые примерно соответствуют мартовским идам[124]. Он входит в город, пятясь, задом наперед. Перед ним — Фаллос, увлекаемый тремя сотнями девушек (каждая — с обнаженной грудью), которые идут впереди трех сотен быков, теперь оцепеневших и спокойных, потому что перед рассветом им дали точно отмеренную порцию снотворного.

Он входит, украшенный перьями, переливающимися всеми цветами радуги, которые хлопают на ветру, как знамена. Позади него — золотистый город, слегка призрачный. Перед ним — толпа надушенных женщин, дремлющие быки. Фаллос, на своей коляске, обитой золотом, которое сверкает под огромным зонтом. А по краям — двойная анфилада из трещоточников, флейтистов, дудочников, лютнистов и тех, что колотят в ассирийские цимбалы. И еще дальше — все три матери: Юлия Мэса, Юлия Соэмия и Юлия Маммея, христианка, которая делает вид, что дремлет и ничего не воспринимает.