Гелиополь (Ретроспектива города)

Теперь солнце уже начало прожигать со стороны Красного мыса туман, проснулись краски и голоса птиц. Бормотание молящихся умолкло, его сменили плачи и причитания. Покойника вынесли из часовни назасалары - служки - и осторожно опустили на землю. Затем вышел жрец. Усопшего, закутанного в белый саван, оставили перед собакой, как то предписывал обычай, для отвращения зла. Луций вспомнил про стеклянный браслет, который ему дала Будур Пери, и разломил его в руке пополам. После того как жрец коснулся покойного и, обмакнув кропило в ниранг, благословил его, назасалары опять подняли носилки и медленно пошли со своей ношей на гору. Траурная процессия последовала за ними - сначала жрец, потом мужчины и в конце женщины, парами, связав руки платками. Они держались в некотором отдалении, потому что труп, как и все мертвое, был носителем зла. В таком порядке миновали они ворота парка, окружавшего место погребения. Травка была свежеподстриженной, и туман, осевший росой, искрился каплями на зеленом газоне. Кусты гибискуса сменялись группами высоких деревьев. Среди этих лиственных островов выделялись светлые колонны высоченных пальм и красные канделябры пламенеющих деревьев. Полосатые и пестрые бабочки кружились над огромными цветами, которые уже начали раскрываться под лучами солнца. И пчелы патера Феликса тоже уже брали здесь свой первый взяток. Они двигались как бы в предвкушении радости через этот утренний цветущий парк по дорожке, посыпанной кирпичной крошкой. По бокам она была выложена большими ракушками и шла кверху, ведя по бамбуковым мостикам через горные ручьи к самой вершине. Цель обозначилась, и процессия остановилась. Сверкая на солнце, показались "башни молчания". Они возвышались своими плоскими верхушками, как выгоревшие внутри кратеры, в пустынной высоте. Их вид оправдывал их название - наводящее ужас молчание разливалось вокруг. Впереди стояли две башни - для мужчин и для женщин, чуть в стороне от них третья, поменьше, предназначенная для детей. А позади была возведена еще и четвертая - прямоугольная - для преступников, принявших смертную казнь. Зубцы башен смерти были, как шлемы, украшены пучками темных перьев. Глаз прежде всего задерживался на этом оперении, покрывавшем края кратеров пепельной короной. Назасалары направились с носилками к башне мужчин. Как только они вступили на открытое место, корона из перьев зашевелилась; взгляд различил, как на картинке-загадке, спрятанные образы которой начали проступать, сидящих по кругу могучих птиц, устроившихся там на ночлег. Предчувствуя трапезу, они поднялись в воздух и начали взмахивать крыльями, летать широкими кругами и парить, зависая темным облаком, над башней смерти. Луций почувствовал, как у него стынет кровь; самое чудовищное в смерти неумолимо проступило в этом видении. Ни один из обрядов разных народов не выставлял в таком голом виде, так безжалостно судьбу, ожидающую земную плоть. Назасалары открыли большие ворота и внесли труп вовнутрь. Им предстояло положить его там на каменную скамью и сорвать с него крюками саван. Уже и с других башен поднялись стаи грифов и, слившись вместе, медленно кружили, летая над жертвенным местом. Выполнив свой долг по отношению к покойному, назасалары вернулись назад. Едва они закрыли тяжелую дверь, как птицы, сверкнув острыми крыльями, ринулись вниз и, словно затянутые в воронку, как провалились вовнутрь башни. Потом в их когтях и клювах замелькало то, что осталось от Антонио. Сам же он отправился в великое странствие и проник в хрустальный мир, чудеса которого описаны в Книге мертвых. Он вынес боль, и страдания, и ту последнюю радость, с какой дух сбросил с себя красную растерзанную оболочку, в которую был заключен на время своего паломничества на землю. Он оставил ее хищным птицам как вызывающую содрогание добычу. Помыслы воссоединились в высшем разуме, как краски объединяются в свой главный цвет - белый.

НОЧЬ ЛАВРА