Гелла – дочь Одина Одноглазого

Гелла бежала, она куда-то бежала, изо всех сил пытаясь от кого-то или чего-то оторваться. Как только она смогла встать на лапы и начать двигаться, моя малышка побежала, заваливаясь на бок, снова вскакивая, задевая все подряд, но упорно продолжая свой бег. Никакая попытка задержать ее, с поглаживаниями и уговорами, не увенчивалась успехом. Она помнила мои руки и голос, немного успокаивалась, уткнувшись носом в ладонь, не пытаясь со мной драться, но Фокса восприняла, как врага. Как только Гелла смогла более-менее управлять своим телом, она стала преследовать кота по всему дому, кидаться на него, шипеть и рычать. Бедный ошарашенный Фокс не мог понять что он не так сделал и только жалобно смотрел на меня и мяукал, совершенно не понимая как ему теперь себя вести. Оставшийся глаз Геллы горел ненавистью и яростью. Было понятно, что она видит что-то другое на месте хорошо знакомого ей кота. Так продолжалось до самого позднего вечера. Из зашитой глазницы время от времени вытекали капли крови. Давление натекшей жидкости выжимало ее из-под плотно сшитых век. Гелла трясла головой, и темнокрасные капли летели во все стороны. Я бегала за ней целый день, промакивая глазик. Вечером стала выделяться сукровица, и я поняла, что сосудики, наконец, начали тромбоваться.

Что меня поразило — это зверский аппетит, который разыгрался у Геллы в первый послеоперационный день. Едва придя в себя, она начала просить поесть. Начала с желе, так как ни челюсти, ни язык еще толком не работали. Потом стала есть мясные кусочки в желе, сырую печень и сырой говяжий фарш. Она много ела, но совершенно не пила. Поэтому два дня я ее поила из шприца. Первая ночь была тяжелой. Хоть ей и сделали обезболивающий укол, но к ночи его действие ослабло и раздувшийся глаз начал ее беспокоить. Выросло давление, созданное подтекающей лимфой, и Гелле становилось легче только после того, как несколько капель выжимались наружу. Поение из шприца водой успокаивало, и малышка ненадолго засыпала, прикорнув там, где находилась.

Конечно нормальному движению сильно мешала послеоперационная попонка. Ее надевают для того, чтобы кошка сразу не разлизала свежезашитый, не успевший схватиться, шов. Пока Гелла была в полубессознательном состоянии, она не слишком обращала на попонку внимания, была некоторая скованность движений, но ее сознания это не касалось. Вечером, придя в себя, Гелла поняла, что на ней надето что-то инородное, и стала ходить, смешно задирая передние прямые лапы, пятиться задом в попытке вылезти из непонятной одежды, пытаться развязывать бантики, вертясь волчком.

Было еще кое что, поразившее меня до глубины души. Как Гелла смотрела на меня в первый день после операции.

Ее взгляд был точно таким, как тот, год назад, когда она лежала в корзинке на улице и умирала. Это был взгляд "оттуда", неземной, спокойный и всепонимающий взгляд ангела. Может, как и в тот раз, когда она уже находилась на "пороге" и увидела Радужную женщину, которая, по ее мнению, пришла помочь найти путь к подножию Радуги, ее восприятие действительности было настолько близко к "переходу", что я у нее вызвала те же ассоциации. Она отдалась в мои руки, как и тогда, примирившись со своей участью и не боясь будущего. Ее взгляд был взглядом того маленького котенка, который попрощался с этим миром и был готов прямо сейчас покинуть его.

Я никогда не забуду этот взгляд восторженной покорности судьбе…

Еще три дня мы ходили на обезболивающие уколы. Животные не должны страдать. Заживление шло хорошо. Через неделю мы сняли попонку. Шов достаточно прочно сросся, и Гелла с большим удовольствием получила возможность себя полностью вылизать.

Моя девочка сильно изменилась после операции. Она стала невероятно нежной, ласковой и ручной, чего совсем не наблюдалось в упрямой дикарке до операции. Она спит со мной, приходит помурлыкать и полизаться всякий раз, как я присаживаюсь. Такого никогда не было раньше. Гелла, отъявленная пиратка и упрямка, никогда так себя со мной не вела. Теперь это сама нежность, ненасытная любовь и ласка. Так же она стала относиться и к Фоксу. Как только он садится или ложится рядом с ней, Гелла сразу начинает его неистово вылизывать с громким мурчанием. Фокс бывает доволен какое-то время, но потом его утомляет такая навязчивая нежность, он обхватывает Геллу лапами и сам лижет ее в мордочку. Потом нежности перерастают в игровой задор и начинается беготня по дому и чехарда.

Гелла что-то поняла, что-то такое, дающееся прошедшим через испытания и боль, потери и болезнь. Это ее не сломило, лишь сделало нежнее и любвеобильнее. Видимо она познала истину бытия и божественную справедливость.

Как бывает трудно нам, людям, пройти тем же путем и примириться с неотвратимой судьбой…

Животные лучше нас. Чище. Благороднее.

Они умеют любить, как нам не дано.

Они умеют прощать, как нам и не снилось.

Они умеют терпеть все, что им послано, и не роптать.

Они — ангелы во плоти.

Нежные ангелы, посланные в жестокий мир, чтобы помочь нам стать совершеннее…

Добрее.

Милосерднее.