Читаем Геморрой, или Двучлен Ньютона полностью

– Не знаю, кем был твой отец, но на такое ни Дед, ни твоя мать не способны. Молодец! Что значит, вращаешься в кругу умных людей!

Я признательно кивнул и поклонился, ведь, по существу, он был прав, я многому нахватался в их «шпате» (я так и не научился выговаривать это слово правильно). Ашотик погнал меня за бумагой, удостоверяющей мое право первенства, при этом не удержался от возмущения, что я состряпал ее не у него, а у каких-то проходимцев (хорошая, кстати, контора, это он от ревности). Через два дня дело было мирно разрешено без всякого суда. Ашотик встретился с Карлычем и сказал, что, до разговора с юристами Пименовой компании, хочет переговорить именно с Карлычем, так как раз в месяц расписывает пульку с Эдуардом Карпинским, приходящимся дядей Карлычу и всегда тепло отзывавшимся о племяннике. Так что он, Ашотик, перестал бы считать себя джентльменом, если бы первая встреча с Карлычем произошла в зале суда. Как бы он смотрел после этого в глаза Эдуарду. Потом он рассказал суть дела, присовокупив, что Мика хочет судиться даже не из-за договора, хотя и это дело выигрышное, а за пиратское присвоение его интеллектуальной собственности. Он показал Карлычу документ, где значилось число, намного более раннее, чем на аналогичном Пименовом. Наконец, добавил, что удивлен тому, что такая солидная компания работает с какими-то аферистами, впрочем, он готов сам выдвинуть против них иск и содрать с них кругленькую сумму Если, конечно, Мика получит свое по первому договору, а Пимен пригласит Ашота заняться делом о нейминге. Карлыч молча все выслушал, поблагодарил и обещал передать все шефу Ашотик вышел, переживая только из-за одного: с Эдуардом они действительно пару раз расписывали пульку, но ни о чем, кроме игры, не говорили. Ашотик просто в процессе наведения справок случайно узнал о родстве Эдуарда и Карлыча. Он очень надеялся на то, что Карлыч не станет справляться у дяди, говорил ли он с Ашотиком, хотя бы потому, что юридическая фирма Ашотика значилась в десятке лучших в стране. А уж то, что Ашотик явился самолично, вроде подтверждало человеческую сторону вопроса.

Словом, через пару дней я получил все, что мне причиталось, а Ашотик начал тихой сапой внедряться в серпентарий ПиПи. Довольный, он пригласил шрджапат на ужин в ресторан, где якобы поздравляли меня с победой, хотя в подтексте это относилось к Ашотику, о чем я и сказал в своем тосте. Даже Гоги не подкалывал Ашотика, только сказал, что было бы странно, если бы тот не сунул свой шнобель в образовавшуюся щель (в смысле, начал просачиваться в офис ПиПи). Самое смешное, что, вопреки стандартному представлению о размере армянских носов, у Ашотика нос был очень красивый. А вот у Гоги – настоящий шнобель. Но это не мешало ему трактовать ситуацию в традиционном ракурсе. Ашотик перестал обижаться на это только после того, как Стас объяснил ему, что у Гоги зеркальный комплекс, ну, типа, оттого, что в их случае национальные носы как бы поменялись местами. Не знаю, придумал это Стас или в психологии есть что-то такое, но Ашотик перестал огрызаться, когда Гоги донимал его, и больше не называл его Носидзе.

* * *

Лейтенант Пенкин ворвался в кабинет своего начальника, сияя как начищенная бляха.

– Шеф! – гарцуя от нетерпения, застрекотал он. – Представляете, ребята сняли с нашего жмурика! – Он трепетно положил на стол полуобгоревший браслет.

– И? – вяло поинтересовался капитан Колючкин, мысли которого были заняты свежаком.

– Так это ж флешка! Флешка, трах ее тибидох! И я распечатал!

– И? – повторил капитан, но уже с интересом.

– Не поверите! Роман! Парнишка накатал роман, учитаешься!

– И?

– И что нам это дает? – понял Пенкин и, раздувшись до почти взрыва, выпалил: – Так там есть посвящение. Сигизмунду Сигизмундовичу Алинскому!

Капитан непроизвольно подтянулся. ЭсЭс, как величали Алинского за глаза, был одним из самых крутых олигархов. Надо было сто раз подумать, прежде чем соваться к нему. А чтобы думать, надо было прочесть роман. Капитану это не улыбалось. Он заставил подчиненного кратко изложить суть прочитанного. Пенкин занервничал, объясняя, что это не произведет эффекта, так как вся прелесть (так и сказал!) в игре слов и мыслей. Капитан приказал на мозги не действовать и приступить к изложению без сочинения. Сам вооружился ручкой, записал фразу про игру слов и дальше кратко законспектировал изложение Пенкина. Потом приказал ему сделать распечатку.

Когда тот ушел, капитан стал думать и нашел решение. Позвонил руководству и переложил решение проблемы на него. В смысле, взял флешку, распечатку и двинул к подполковнику. Там кратко изложил суть романа, начав с посвящения. И завершил тем, что, с его точки зрения, чем более высокий чин станет говорить с Алинским, тем большая вероятность разобраться с аварией, вычислив давешнего жмурика, ставшего ее жертвой. Подполковник выслушал, кивнул и отпустил капитана. Тот вышел, искренне надеясь, что на этом его роль в этой истории завершена.

* * *
Перейти на страницу:

Все книги серии Ковчег (ИД Городец)

Наш принцип
Наш принцип

Сергей служит в Липецком ОМОНе. Наряду с другими подразделениями он отправляется в служебную командировку, в место ведения боевых действий — Чеченскую Республику. Вынося порой невозможное и теряя боевых товарищей, Сергей не лишается веры в незыблемые истины. Веры в свой принцип. Книга Александра Пономарева «Наш принцип» — не о войне, она — о человеке, который оказался там, где горит земля. О человеке, который навсегда останется человеком, несмотря ни на что. Настоящие, честные истории о солдатском и офицерском быте того времени. Эти истории заставляют смеяться и плакать, порой одновременно, проживать каждую служебную командировку, словно ты сам оказался там. Будто это ты едешь на броне БТРа или в кабине «Урала». Ты держишь круговую оборону. Но, как бы ни было тяжело и что бы ни случилось, главное — помнить одно: своих не бросают, это «Наш принцип».

Александр Анатольевич Пономарёв

Проза о войне / Книги о войне / Документальное
Ковчег-Питер
Ковчег-Питер

В сборник вошли произведения питерских авторов. В их прозе отчетливо чувствуется Санкт-Петербург. Набережные, заключенные в камень, холодные ветры, редкие солнечные дни, но такие, что, оказавшись однажды в Петергофе в погожий день, уже никогда не забудешь. Именно этот уникальный Питер проступает сквозь текст, даже когда речь идет о Литве, в случае с повестью Вадима Шамшурина «Переотражение». С нее и начинается «Ковчег Питер», герои произведений которого учатся, взрослеют, пытаются понять и принять себя и окружающий их мир. И если принятие себя – это только начало, то Пальчиков, герой одноименного произведения Анатолия Бузулукского, уже давно изучив себя вдоль и поперек, пробует принять мир таким, какой он есть.Пять авторов – пять повестей. И Питер не как место действия, а как единое пространство творческой мастерской. Стиль, интонация, взгляд у каждого автора свои. Но оставаясь верны каждый собственному пути, становятся невольными попутчиками, совпадая в векторе литературного творчества. Вадим Шамшурин представит своих героев из повести в рассказах «Переотражение», события в жизни которых совпадают до мелочей, словно они являются близнецами одной судьбы. Анна Смерчек расскажет о повести «Дважды два», в которой молодому человеку предстоит решить серьезные вопросы, взрослея и отделяя вымысел от реальности. Главный герой повести «Здравствуй, папа» Сергея Прудникова вдруг обнаруживает, что весь мир вокруг него распадается на осколки, прежние связующие нити рвутся, а отчуждённость во взаимодействии между людьми становится правилом.Александр Клочков в повести «Однажды взятый курс» показывает, как офицерское братство в современном мире отвоевывает место взаимоподержке, достоинству и чести. А Анатолий Бузулукский в повести «Пальчиков» вырисовывает своего героя в спокойном ритмечистом литературном стиле, чем-то неуловимо похожим на «Стоунера» американского писателя Джона Уильямса.

Александр Николаевич Клочков , Анатолий Бузулукский , Вадим Шамшурин , Коллектив авторов , Сергей Прудников

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза

Похожие книги