В 1978 году на мехмат МГУ было принято 2 еврея (общее число принятых 425 человек). В числе поступавших были пять победителей международной, всесоюзной, всероссийской и московской олимпиад по математике (Гальперин, Корельштейн, Рохштейн, Гохберг, Эткин), из них двое медалисты. На мехмат был принят лишь Гальперин - победитель международной олимпиады в Белграде 1977 г.
Чтобы помогать школьникам, которые жили за пределами крупных городов, была создана школа заочного обучения. Одним из её основателей был И.М. Гельфанд. Каждый месяц ученики по почте получали брошюру с учебными материалами и задачи, более сложные, чем те, которые проходят в школах. Учащиеся должны были их решить и отправить в школу на проверку.
Оценки решения отправляли учащимся. В одном из писем говорилось: "Если вы хотите подавать документы в МГУ, перед этим загляните к нам, и мы дадим вам несколько советов". Один из "советов" гласил: "Вы знаете, что евреев не принимают в Московский государственный университет? Вам не стоит даже пытаться сюда поступить".
Э.Френкель (впоследствии - профессор Гарварда и калифорнийского университета в Беркли, известный работами в теории представлений, алгебраической геометрии и математической физики) вспоминает: "При поступлении в МГУ в 1954-м я проходил собеседование. Ко мне подошла молодая преподавательница и тихо сказала: "Не теряйте времени, у вас нет никаких шансов".
Аналогичный совет получил и автор этих строк на консультации для абитуриентов мехмата МГУ в 1947 г. Консультант расспросил меня, где я учился, а потом обронил: "Самое неприятное, что в ведомости стоят метки против фамилий тех, которых надо срезать". Спасибо ему! Я забрал документы и подал их на электрофизический факультет МЭИ.
Институт находился на подъеме, директором его была Валерия Алексеевна Голубцова - жена Маленкова. Поступить в МЭИ было нелегко. В том 1947 году на факультет принимали без экзаменов демобилизованных из армии, успешно прошедших подготовительные курсы института. Соответственно реальный конкурс на оставшиеся места электрофизического факультета составлял примерно 9 человек на место. Нужны были только высшие балы.
На устный экзамен по математике я пришел с легкой душой и столкнулся с явной враждебностью. Каждое мое утверждение, решение с ходу отвергалось: "неточно, неправильно". Через несколько минут я вышел с тройкой в своем экзаменационном листке. Потеря двух очков выбивала меня из дальнейшей гонки.
Пройдя три инстанции, я добился повторного экзамена, и у председателя экзаменационной математической комиссии получил пять. На физике молодой хамоватый экзаменатор после серии вопросов вытащил зажигалку, зажег огонек и спросил, почему стало светлей. Но я еще в Баку прошел хороший курс физики, изложил ему основы квантовой теории света, предложил написать уравнение Шредингера и вывести параметры разрешенных орбит электронов. Он сказал, не надо, и поставил "5".
Я уж не знаю, откуда взялся десант этих молодых ретивых экзаменаторов. Мне впоследствии много раз приходилось бывать на кафедрах математики и физики, никого из них ни разу не встретил. За шесть лет учебы в МЭИ и жизни в общежитии я не видел и намека на некое предвзятое отношение к евреям ни у преподавателей, ни у студентов. Хотя на улицах Москвы сталкивался с антисемитизмом неоднократно.
Порядочные и смелые люди выявляются при любых режимах. И в море патологической ненависти к евреям были либеральные островки, неприемлющие антисемитизм. В области математического образования такими наиболее заметными островками в Москве были Нефтяной институт и Московский институт инженеров транспорта, куда принимали людей с "неправильными" биографиями. Многие блестящие математики вышли из стен этих институтов. В математической науке таким островком был, прежде всего, Центральный экономико-математический институт Академии наук (ЦЭМИ). Академик В.М. Полтерович рассказывал: "В ЦЭМИ стекались математики, в том числе и те, кто вследствие процветавшего тогда антисемитизма не могли найти себе работу в других местах. Здесь работала целая плеяда очень сильных математиков: Е. Гольштейн, В. Данилов, А. Дынин, Е. Дынкин, А.Каток, Б. Митягин, Б. Мойшезон, Г. Хенкин и другие. Они делали свои абстрактные работы и одновременно старались вживаться в экономическую теорию. Впоследствии многие уехали на Запад. И это вызвало недовольство властей. В начале семидесятых было устроено собрание для осуждения "отъезжантов". Но далеко не все были готовы осуждать. Иосиф Львович Лахман отказался выступить и лишился лаборатории, но, тем не менее, проработал в ЦЭМИ еще много лет". К словам академика Полтеровича добавлю, что ныне профессор Лахман -президент Американской Антифашистской ассоциации иммигрантов из бывшего СССР, живет в Бостоне; в свои 93 года активен, встречи с ним доставляют истинное удовольствие.