«Выбить бы их всех», — задыхаясь от ненависти, подумала девушка. Если бы только ее серые глаза могли метать молнии или источать яд — Лидо бы тотчас забился в агонии. Но она могла лишь смотреть ему вслед, понимая, как дорога будет каждая последующая секунда.
Сейчас врачи возьмут анализ ДНК, и уже через пару минут узнают, кому на самом деле принадлежит эта кровь. Группа дознания без труда определит местонахождение Ойтуша по чипу в его мозге, а в следующие двадцать минут его, ослабленного болезнью и ничего не понимающего, будут избивать, клешнями вытаскивая информацию.
Перспектива была ужасной. Дождавшись, когда мальчишка скроется из вида, она бросилась вон из школы. Вслед Сати доносились увещевания учительницы по математике, но они больше не имели для Сати значения, как и все остальное в этом мире.
Глава 3
Это был последний рабочий день Торы Матиаса. Семнадцатилетний юноша, работающий уборщиком в биологической лаборатории, мог читать целые лекции о том, как довести начальство до белого каления. Он не был глупым, но его неуклюжесть могла измеряться разве что в астрономических масштабах.
А как еще работать, когда ты хромой, а половина лица и вовсе парализована? Он ронял все, что только можно было уронить: стулья и книги, вешалки с медицинскими халатами и контейнеры с пробирками. Умудрялся проливать на себя и свежесваренный кофе, и только что собранные анализы. Сегодня он случайно опрокинул стеллаж с образцами тканей, за что получил отрезвляющую пощечину и наказ больше никогда не появляться на своем уже бывшем рабочем месте.
В лаборатории Тора продержался целый месяц — пока что это было рекордом в истории его карьеры. Никто не хотел брать на работу неопытного калеку, который на деле оказывался еще и ходячей катастрофой. Но несмотря на все недостатки, Тора обладал живым умом и мог посмеяться над собой: в шутку он любил говорить, что обладает одаренностью, вот только она крепко спит вместе с его намертво парализованной левой половиной лица. А еще у Торы был брат. Одаренный младший брат.
— Тебя опять увольняют, безмозглый кретин?
Презрительный тон белокурого мальчика ранил Тору в самое сердце.
Эти двое были наглядными примером того, как непохожи между собой бывают родные братья. Тора был высоким, темноволосым, нескладным, похожим на хромого жука палочника, Захария же, напротив, миниатюрный, с вьющимися светлыми волосами, розовощекий — этакая красивая фарфоровая кукла.
— Что разрушил на этот раз?
— Шкаф с образцами, — не поднимая глаз на брата, ответил Тора.
Захария вздохнул и устало опустился в жесткое кресло. Небрежно стащил с головы визор, всем видом давая понять, что это жалкое существо, именуемое братом, отвлекает его от невероятно важных дел.
— Мне надо будет платить за это? — снова прозвучал этот ледяной, совершенно не детский голос Захарии.
— Нет, — подал голос старший лаборант, наблюдая за тем, как Тора неуклюже пытается поднять с пола упавшую папку с документами. — Достаточно будет его месячной зарплаты.
— Вот и хорошо. Будет уроком для него.
Лаборант был бывшим начальником Торы. Целый месяц у него руки чесались: так хотелось всыпать уборщику по первое число. Но каждый раз он сдерживался, видя, какие неудобства причиняет калеке его больная нога. А сейчас, наблюдая презрение, с которым младший Матиас относился к родному брату, лаборант с содроганием представлял, как несладко приходится Торе в стенах дома. Захария был настоящим тираном и, судя по всему, умел неплохо скрывать следы побоев: на неуклюжем парне не видно было ни царапины. На это и была сделана ставка. Старший лаборант даже не представлял, насколько он ошибся по поводу их.
Едва спектакль был окончен, Захария вколол в «хромую» ногу брата миотоник.
— Потерпи еще пару часов, хорошо? Нужно время, чтобы мотонейроны полностью восстановились.
— Как скажешь, — устало ответил Тора, массирую холодную и бесчувственную конечность. — Лучше было бы вовсе оттяпать эту ногу.
— Пожалуйста, не говори так, — умоляюще произнес Захария, — Без информации, которую ты достал, мы бы никогда не сдвинулись с места.
— Ага, — вяло протянул темноволосый парень, отодвигая нетронутую чашку с горячим шоколадом.
Они сидели в маленьком всеми забытом кафе, подальше от любопытных глаз, «отмечая» небольшую победу. В кои-то веки без своих масок.
— Ты сердишься, на меня, — констатировал младший из них. — Мы просто играли свои роли, Тора. Как и всегда. Ты же знаешь, что я люблю тебя, и неважно, что за чушь я нес в стенах лаборатории.
— Знаю, — ответил Тора, но в его голове все еще звучал ледяной и такой чужой голос его брата. — Просто ты слишком убедительно играешь свою роль.
— Я хороший актер, — улыбнулся Захария.
Они помолчали. Тора чувствовал, как с каждой минутой его ноге возвращается чувствительность, что нельзя было сказать о левой половине его лица — она было парализована по-настоящему. Не то чтобы это отравляло парню жизнь, скорее, символизировало двойную игру, которую они вели вместе с братом.