Ген хищника

Один из мужчин схватил ее за плечо. Кира резко обернулась. Черные тени поплыли перед глазами. Зарябило дежавю, размывая очертания реальности. Она уже видела однажды такие же три черные фигуры. Они тоже что-то от нее хотели. По Кире поползли мурашки, на спине выступил холодный пот.

Кира смерила мужчину жестким взглядом. Тот дернулся, выпустил ее, но тут же опомнился и разошелся еще больше.

– Мы не с пустыми руками пойдем. Что дамы пьют? Мы все купим…

– Что дамы пьют? Когда дают! Гы-гы-гы…

– Дамы пьют шампанское. – Двое из приставучих балбесов схватили по бутылке какой-то шипучей бурдемаги и отправились вслед за Кирой к кассе.

Кира рассчиталась и спешно покинула магазин, едва расслышав комментарий в свой адрес:

– Восемьсот рублей за бутылку! А чего такая высокомерная? Ценник, что ли, высокий? И подешевле устроит…

Кира понеслась по темной улице к своей машине, за забор Управления МВД, где дежурила охрана. Но едва сделав пару шагов по темной, второстепенной улочке, она пожалела, что не пошла длинным путем, по центральным и освещенным улицам. Ни одного фонаря. Это в двух улицах от Управления МВД! Она осознала, что боится. Презрение к себе и злость мерзко царапнули самолюбие. Эта троица перепугала ее. Она никогда не боялась ходить ночами по улицам Краснодара. Небезопасно было ходить в некоторых районах Москвы, Подмосковья, но здесь Кира всегда ощущала себя спокойно.

Она не слышала шагов позади, не слышала разговоров. Ее резко дернули за шкирку и прижали к забору.

– Сказано же, жди, с тобой пойдем, – прорычали на нее, и Киру окутал все тот же мерзкий запах перегара. Она едва различала три темные фигуры. Еле заметно мелькали в темноте глаза. Остальные части лица закрывали шапки и поднятые вверх воротники олимпиек.

Киру затошнило, голова закружилась. Бутылка вывалилась из ее руки, глухо брякнув о бордюр.

– Мужчинам не отказывают. Покорность и безотказность – лучшие черты баб.

Они гоготали и еще что-то говорили. Кира не могла сосредоточиться. Холодный пот облепил кожу, тело сделалось ватным, неповоротливым. В глазах потемнело. Голова кружилась. В нос проник запах сырой земли и плесени. У нее начался приступ панической атаки. Это психика. Ее собственная реакция. Больше ничего.

«Это не те тени!» – убеждала себя Кира. – Она ничего не боится! Она умеет бить! Ее же учили бить! Это три алкаша! Всего лишь три алкаша. Не спецназ…» Но она с трудом сдерживала рыдания. Ее держали за руки и прижимали к рифленому металлу забора. Она почувствовала руку, оттопырившую пояс брюк и ползущую вниз живота, и зловонное дыхание.

– Оденут штаны и думают, как мужикам, все можно? Баба должна носить юбку! Согнул раком, задрал подол – и всегда готова…

– Наденут! Правильно говорить – наденут! – зашипела Кира. – Да пошел ты! – рявкнула она и дернулась. Безуспешно.

– Сейчас я научу тебя говорить…

– Все по очереди поучим…

Кира слегка согнула ногу в колене, готовясь ударить.

Одна тень отлетела в сторону, вторая упала рядом, скользнув лицом по ее ноге. Кира оказалась свободной и оторопело отодвинулась от забора. Напавшие на нее мужики орали и корчились на земле, отползали в стороны. Звенели стекла разбитых бутылок из их пакетов. Запахло спиртом. Кира стояла и хлопала глазами, не в силах пошевелиться. Одного за другим, по очереди, каждого, пинал непонятно откуда взявшийся Григорий Самбуров. Кира, всхлипывая, наблюдала за побоищем, смотрела на сцену театра, освещенную фарами «Мерседеса».

Наконец удостоверившись, что никто из обидчиков девушки не предпринимает попыток подняться, он шагнул к ней. Ощупал всю.

– Ты нормально? Ничего не болит? – Григорий взволнованно заглянул ей в глаза.

И Кира разрыдалась. Громко, безудержно, задыхаясь.

– Где болит? Что сделали? – Голос Григория дрожал, звенел от ярости и страха за нее. Он повертел ее лицо, развернув на свет, убедился, что ее не ударили. Он беспардонно проверил целостность ее брюк, распахнул кофту, проверяя, цела ли одежда на груди. – Что они тебе сделали? – прошептал он.

– Ничего, – прерывисто проговорила Кира. – Не успели.

Самбуров выдохнул.

– Ты испугалась? – догадался он, прижимая ее к себе.

– Да-а, – заревела Кира.

– Твою ж мать, – выругался Самбуров. – Все, все. Никто и никогда не сделает тебе больно. Все прошло. Маленькая моя. Ягодка моя.

Он сгреб Киру в охапку и отнес к себе в машину. Садясь за руль и закрывая дверь, он гаркнул в мобильник:

– Самбуров говорит. Сорокин, выйдите, за забором слева трех уродов подберите. Пока посади, завтра разберусь. – В трубку что-то забормотали. – Живо, Сорокин! Бегом!

Самбуров вел машину по ночному городу. Кира всхлипывала реже, успокаивалась. Сейчас ей казалось, она повела себя глупо и по-дурацки. Как можно было так себя бестолково и неправильно повести? Сколько еще ее будет переклинивать и бросать в панику от тройки мужиков в черном?