Ген ненависти

А потом все началось. Та часть, описания которой Би перечитывала снова и снова, но при этом чувствовала себя совершенно к ней не готовой. Ее ноги и спина горели, когда она зашла в отделение неотложной помощи и нашла тихое место, где администратор не могла ее видеть. Стянув свитер, она обнаружила, что футболка вымокла от пота. Если это только начало – как продержаться до конца? Неужели может быть еще хуже? Как это можно пережить?

Она сидела так следующие сорок минут, другие люди в зале превратились в размытые очертания. Она с трудом сдерживала звуки, которые так отчаянно хотела издать от боли, а когда поняла, что сдерживаться больше не сможет, каким-то образом поднялась на ноги, шатаясь, побрела к туалету и заперлась там.

Она опустилась на пол, прижавшись лбом к ледяному металлическому ободку унитаза. Казалось, что времени не существует. Она закрыла глаза. Для того чтобы смотреть вокруг, требовалось слишком много усилий. Она сделала вдох, потом еще один, тело само начало тужиться вопреки ее воле: как сказала акушерка, для родов еще слишком рано, а в книге, которую она читала, говорилось, что нельзя тужиться преждевременно, но она просто не могла остановиться. Она почувствовала, как ее ребенок начал двигаться вниз: крупный, тяжелый – терпеть это было невозможно. Она позвала свою мать – позже ей будет за это стыдно, ведь ее мать умерла двумя годами ранее. Каким-то образом ее руки нашли пояс легинсов и спустили их.

Она поймала своего ребенка, когда он вышел наружу – сперва медленно, а затем резко, с потоком горячей жидкости, – и вскрикнула от облегчения, когда боль, которая казалась непреодолимой, внезапно исчезла. Он был скользким, но на его маленьком теле были места, куда легко умещались ее руки: подмышки или попа, как будто он был создан именно для того, чтобы быть пойманным матерью, когда он совершит переход из теплого, безопасного мира внутри ее тела в холодный, жестокий мир извне.

Она прижала его к своей груди, и его маленькие ручки оставили пятна крови на ее футболке.

– Я думала, ты собираешься меня убить, – прошептала Би. Она всегда будет помнить, что именно эти слова были первыми, которые он услышал, хотя никогда не признавалась в этом сыну. Когда он стал старше и начал просить рассказать о своем появлении на свет, что она неоднократно делала, она всегда лгала об этом эпизоде.

Но не о всей истории.

Она огляделась, увидела длинный красный шнур аварийной сигнализации, сумела дотянуться до него и выдернуть. За дверью послышался шум, кто-то стучал, послышался крик:

– Там все в порядке?

– Мой малыш родился, – ответила Би, но она не была уверена, что ее голос прозвучал достаточно громко. В любом случае, она не могла говорить громче. Кто-то снаружи смог отпереть дверь, теперь она была распахнута, и Би поймала на себе взгляды людей из комнаты ожидания: все оборачивались, пытаясь увидеть, что произошло, ведь драма, разворачивающаяся в уборной, не могла сравниться с болью в животе (равно как и с воспаленным пальцем на ноге или же раной из-за несчастного случая с кухонным ножом).

– Какой ужас! – воскликнул мужчина в белом халате. – Почему ты никому не сообщила, что вот-вот родишь? – Его голос прозвучал сердито, как будто она в чем-то провинилась.

– У меня родился ребенок, – снова сказала Би, но теперь она уже не смотрела на мужчину в дверях, потому что ее малыш только что понял, что появился на свет. Он открыл глаза и уставился на нее, явно потрясенный, а затем открыл рот и заплакал, шевеля языком по беззубым деснам. Этот звук пронзил ее насквозь.

После этого все стало размытым. Она помнила только инвалидное кресло, какие-то простыни, одеяла, и как ее везли по комнате ожидания сквозь все эти ошарашенные взгляды, но она не желала встречаться ни с одним из них. Еще были руки в латексных перчатках и люди в белых халатах, ребенка у нее забрали, хотя она никому не давала разрешения прикасаться к нему, а вернули его уже с вытертым лицом и бирками на запястьях, завернутым в белую ткань с темно-синей каймой, которая делала его похожим на Мать Терезу.

Несколько часов спустя ей предоставили кровать в послеродовой палате с розовой пластиковой занавеской, которая не закрывалась должным образом и не доставала на несколько дюймов до пола, но считалась достаточной, чтобы обеспечить матери уединение. Алфи вошел на цыпочках с бумажным пакетом из «Макдональдса» в руке.

– Это тебе. – Алфи протянул ей пакет. Он заглянул в небольшой пластиковый контейнер, где лежал малыш. – Он очень маленький, да?

– Девять фунтов, – сообщила Би. Совсем не маленький. У нее есть семнадцать швов, чтобы доказать это. – Ты можешь взять его.

– Ты уверена? Он же спит. Я не хочу его будить. – Возле кровати стояло свободное кресло, но Алфи не садился на него. Он выглядел так, будто хотел сбежать. – Ты уже сказала своей сестре?

– Еще нет, – ответила она.

– Тебе не кажется, что лучше это сделать? Ты ведь ее знаешь. Нам от нее не отделаться, если окажется, что не она первая узнала обо всем.