— И будьте благодарны за это, потому что иначе меня бы к вам не пустили! — сказала я довольно резко.
Волков натурально ощерился.
— Еще как благодарен, милостивая барышня!
Тут мне пришлось вдохнуть и выдохнуть, вспомнив все уроки мадам Штерн по дипломатическому обхождению.
— Знайте что, давайте начнем еще раз? — предложила я. — Я правда ничего плохого не хочу вам, Эльдар! — я поколебалась, не назвать ли его «Эльдаром Архиповичем», но по отношению к совсем юному молодому человеку, вдобавок ниже меня по социальному положению, это звучало бы как издевка. — Наоборот, вы мне симпатичны! Вы талантливый математик, так упорно работаете! Поэтому я и вызвалась вам помочь. Но и инспекторы вам тоже ничего плохого не хотят. Они схватили вас всего лишь потому, что вы вчера ушли последним, и при этом огрызались на вахтера.
— А еще потому, что я иногородний, — горько произнес Эльдар.
Однако его лицо чуть смягчилось, напряженные плечи расслабились. Он даже отлип немного от стены.
— Ну… да, — поколебавшись, признала я. — Это, конечно, недостаток нашей правоохранительной системы. Но никто вас не станет держать, если вы не виноваты. За такое у нас быстро лишают погон, — (это я слышала от шефа). — Самое худшее, что с вами может случиться — неделя предварительного заключения.
— Как будто я могу позволить себе неделю! — Волков скрипнул зубами. — Кунов меня точно уволит, а работу на заводе я тоже потерял… теперь, раз Иннокентий Павлович… — он замолчал и сжал и разжал кулак, как будто пытался удержаться от чего-то. Может быть, от слез.
Я вспомнила, что Кунов — это фамилия енота Афанасия, в лавке которого я познакомилась с Волковым. И еще я сообразила: Волков на взводе и подавлен не только из-за ареста. Его еще и подкосила смерть Стряпухина. Неудивительно, раз тот для него был ментором и учителем!
— Именно за этим я здесь — чтобы вас быстрее отпустили, — сказала я как можно мягче. — И вы здорово облегчите мне работу, если расскажете, что делали вчера вечером и почему разозлились на вахтера.
Плечи Волкова поникли, он посмотрел на меня исподлобья, но как будто с некоторой надеждой.
— Вы, похоже, верите в то, что говорите, — сказал он. — Или актриса такая, хоть сейчас на сцену.
— Актриса из меня никудышная, — пожала я плечами. А жаль: когда я единственный раз играла ведьму в школьном спектакле, мне понравилось! — Ладно, рассказывайте, что же вчера такого произошло? Может, шеф вас чем-то расстроил? — вспомнив, как Мурчалов советовал мне налаживать контакты с людьми, я добавила: — Мой меня расстраивает постоянно.
Волков качнул головой. Мне показалось, что он колеблется, не уверен, говорить мне что-то или не говорить. Наконец он произнес:
— Нет, Иннокентий Павлович меня не расстроил. Я просто… ну, волновался за него. Он перерабатывал, ночевал даже в кабинете. Домой не уходил. Так готовился, нужно было представить рабочий проект Орехову…
— Не Ореховой? — переспросила я.
— Она сама не занималась этим вопросом, все на сына скинула. Тот вроде бы восходящая звезда в семейной компании, с ним шеф в основном переговоры и вел. А вот как раз завтра они должны были вдвоем представлять этот проект самой мадам Ореховой и остальным директорам кумпанства — уж не знаю, сколько они там решали помимо Ореховой, но Иннокентий Павлович говорил, что их тоже важно уболтать.
— Значит, Стряпухин ночевал в кабинете, и вы тоже задерживались допоздна? — спросила я.
— Когда как, — Волков пожал плечами. — В пятницу вечером я работаю два часа в лавке у Кунова, ему как раз привозят новый товар, я его раскладываю. В общем, Иннокентий Павлович знал, что по пятницам я не задерживаюсь. Но вчера я ему сказал… — Волков сглотнул, — я ему сказал, что если проект выгорит, так с Куновым я смогу распрощаться, и почему бы мне тогда не помочь? А он строго так ответил, что не ожидал от меня, чтобы я свои обязательства свои нарушал, и вообще только оправдывает это тем, что я расстроен… — Волков осекся.
— А, то есть вы были расстроены еще до того, как Стряпухин вас прог… то есть отправил отсыпаться? — спросила я.
Волков неохотно кивнул.
— А чем?
— А вот это — не ваше дело! — он огрызнулся, но тут же как будто сдался, вздохнул. — Ладно, простите. Ничем особо не был расстроен. Считайте, что меня догнало это все: две работы, да еще учиться в свободное время. Ну, Иннокентий Павлович и заметил.
Звучало это вполне логично, я и сама сделала схожие выводы. Только вот формулировка Волкова наводила на мысль, что это была отрепетированная причина, а не настоящая.
— Если у вас какая-то проблема в семье, — начала я, — то об этом лучше знать, потому что…
— Да нет у меня семьи! — Волков сверкнул глазами. — Родители умерли, когда я еще под стол пешком ходил, потом дед воспитывал, он тоже преставился. Поэтому я сюда и подался!
Ну что ж, это делало несостоятельной мою гипотезу о десяти братишках и сестренках мал-мала меньше. Но тогда не очень ясно, почему Волкову нужно работать на двух работах, чтобы прокормить себя?
Вопрос звучал неделикатно, но мне уже пришлось задавать ему и другие неделикатные вопросы, поэтому я спросила.