Ген свободы (СИ)

Тем временем мы подошли к неприметной двери, из-за которой доносился приглушенный голос. Светлана приоткрыла ее и сделала жест мне заходить следом за ней.

За дверью висела длинная портьера; в полутьме я сразу налетела на нее лицом и испытала короткий приступ дезориентации, однако Светлана поймала мой рукав и втащила меня внутрь. Здесь было ненамного светлее, чем в коридоре. Мы оказались в просторной, довольно уютной комнате, заставленной уже не дешевыми стульями, а рядами мягких кресел. Впрочем, «рядами» сильно сказано; я решила, что всего тут было мест пятнадцать, не больше. Занимали их снова только женщины.

Перед этим импровизированным театром выступал мой старый знакомец Стас. Он поймал взгляд Светланы и тихо кивнул ей. Мол, я знаю, что ты привела зрительницу, все правильно.

Он продолжил говорить:

— … надо ли это повторять? Вы слабы и ничтожны! Вы пока еще не достойны ночи, — он обвиняюще махнул рукой в сторону окна, за которым синели поздние сумерки, — потому что вы умеете только жаловаться, только трусить, только брать! Сильный человек, настоящий адепт, силен во всем. У него всего достаточно: денег, власти, восхищения и обожания других. И он, не скупясь, делится всеми этими благами, потому что по-настоящему презирает их. Вот например…

Он подхватил со стола, стоящего позади, мешочек. Там звякнуло.

— Здесь золотые монеты, — сказал он. — Школа от души делится ими со своими адептами. Подходите и берите, кому сколько нужно, — его голос достиг властного крещендо. — Ну! Подходите и берите!

Никто не отозвался. Скрипнул чей-то стул.

— А если так?

Стас подошел к стоящему ближе всех креслу — в нем кто-то сидел, но сзади, из-за спинок, я не видела, кто, — запустил руку в мешочек и высыпал несколько монет на колени сидящему. Женщина с возмущением вскочила.

— Как вы смеете!

У нее оказался немного визгливый голос. Судя по нему, ей было много за тридцать. Никак не Вертухина.

— Правильно, — голос Стаса, кажется, сменил гнев на милость. — Чему-то вы уже успели научиться. Сильный человек не берет из милости. Сильный человек отбирает то, что ему нужно — или дает. Сейчас я предложу вам упражнения для обретения силы…

Я начала догадываться, что упражнения для обретения силы будут заключаться в пожертвованиях в пользу Школы, но тут Светлана тронула меня за рукав.

— Пойдем, — сказала она, — дальше тебе еще рано.

Она вывела меня обратно в коридор и остановилась в нерешительности.

— Послушай, — сказала она, — у меня еще дела в этом крыле. Найдешь дорогу назад? Тут на самом деле легко: прямо по этому коридору до лестницы, потом вниз, на первый этаж… А там висит объявление, где занятия второго круга.

Я согласилась, что это в самом деле легко, и даже полутьма, царящая в коридоре, мне не помешает.

— Ну и отлично! — Светлана просияла. — Я приду, заберу тебя с сеанса.

Светлана скрылась, а я, пройдя для виду немного в нужном направлении, остановилась, развернулась и направилась следом за нею.

Не то чтобы я собиралась выслеживать Светлану. Если бы она меня заметила, я бы сказала, что у меня остались еще вопросы. Но на самом деле я хотела просто посмотреть, что творится в других комнатах этого особняка. Что-то подсказывало мне, что я не разочаруюсь.

Я тихонько кралась вдоль ряда дверей, прислушиваясь, не услышу ли я еще голоса. Как мне показалось, несколько дверей подряд вели в ту комнату, где я была только что: из-за всех них доносился голос Стаса. Но за четвертой дверью было тихо, а за пятой я услышала другой мужской голос, незнакомый.

Эта дверь оказалась незаперта; я приоткрыла ее и так же обнаружила за ней портьеру. На сей раз я не стала эту портьеру отодвигать и входить, лишь приникла глазом к щели в ней.

Не сразу я поняла, что вижу: комната освещалась совсем скудно, еще скуднее, чем та, где я только что наблюдала за сбором пожертвований. Горело всего несколько свечей. Впрочем, и сама комната казалась не больше будуара богатой дамы. Да и то, насколько я помню, будуар Полины Воеводиной, дочери бывшего мэра и моей заклятой подруги по пансиону, был побольше.

В разбавленных свечным светом сумерках мне удалось разглядеть несколько диванов, составленных полукругом. Кроме того, прямо на полу лежали подушки, словно в каганатском серале, и некоторые люди — тоже женщины — сидели прямо на них.

Насколько можно было разобрать, тут все женщины были с распущенными волосами и в черных платьях. Кроме того, почти все они казались молоды — никого намного старше двадцати с небольшим. Всего я насчитала человек семь, не могу поручиться: часть фигур терялась в полутьме.

Зато центр этой композиции, сидящий на центральной оттоманке мужчина, освещен был хорошо. Я никогда не видела его, но сразу узнала: Вильгельмина Бонд подробно его описала. То был Гуннар Лейфссон — очень высокий (даже в сидячем положении) худой человек с длинным крючковатым носом и рыжими курчавыми волосами!

По словам Вильгельмины, у него должны были быть еще и оттопыренные уши, но этого я не увидела: их скрывали распущенные волосы до плеч.