Ген Тургенева

В подтверждение правильности рассуждений о формах безмолвной «природности» русского человека можно остановиться на итоговой зарисовке рассказа, своеобразном «рассказе в рассказе». Охотник уже уходил из деревни, спускаясь с холма на равнину, заполненную «волнами вечернего тумана», когда послышался зовущий «Антропка-а-а..» детский голос. Ему долго никто не отвечал, потом послышался ответ: «Чего-о-о-о?». первый из голосов «с радостным озлоблением» сообщает, что Антропку зовет домой отец для того, чтобы высечь. Второй голос больше не откликается. Социальное начало пытается взять верх над природным, поглотившим, как туман, маленького человека? – задаются вопросом авторы. Однако этого не происходит. То ли маленький во всех отношениях человек не пожелал высвобождаться из природных объятий, то ли само природное не отпустило от себя этого человека. В любом случае социальное оказывается слабее. Затерявшийся в тумане Антропка остается во власти благоволящей ему природной силы. Этот его миг бытия, вероятно, сродни душевно-природному пению певцов

Вероятно, возможны и иные способы прочтения этой книги, извлечения из нее иных смыслов и сюжетов. Благодаря ей мне, погруженному в последние годы в осмысление результатов текстуальной революции современного гуманитарного знания в России в локальном ее аспекте удалось уловить исконный архетипповсеместно учреждаемого локального текста культуры. «Земледельческое крестьянское мировоззрение корнями уходит в календарную обрядовость, где оно растворяется в семейно-родовой синкретной интерпретации природного цикла и не проявляет себя в индивидуально-личностном плане». Текст-хора (и текст-хор)…

 Один из возможных читательских выводов по прочтении книги: крестьянство – альфа и омега русской литературы и русской истории. В определенной степени они оплатили за саму русскую литературу тот долг, о котором писал Хлебников, правда, по части только коренной России, но с сохранением отрезвляющей критической дистанции, в отличие от апологетов вульгарно понимаемой «народности».

Исповедовавший самые демократические принципы идеолог Базаров, однако, погибает из-за заражения крови при вскрытии трупа крестьянина.

Недавно в Москве с лекцией «Примитивистский взгляд на углубляющийся кризис цивилизации» выступил американский философ-луддит Джон Зерзан (John Zerzan). Речь шла о необходимости, ввиду неизбежности общего коллапса, отказа от цивилизации, символической культуры и дальнейшего технического прогресса, дающего возможности изощренных экспериментов над самим безмолвием, как факторами подчинения личности. Опираясь на современные исследования в области антропологии и археологии, Зерзан доказывал превосходство образа жизни охотников-собирателей, исконных анархистов, приведя, в частности, такой факт: во время катастрофических цунами в Индийском океане в 2004 году не погибло ни одно дикое животное и ни один человек, ведущий традиционный образ жизни. Я попытался несколько иначе истолковать информацию о жертвах – мировые СМИ ужасались в гибелью 30 тысяч туристов и их обслуги на побережье Таиланда, призывая направить туда максимум помощи, и лишь вскользь упоминалось, что основной удар стихии пришелся на индонезийский остров Суматру, где число жертв, в основном крестьян, исчислялось сотнями тысяч.

Однако для Зерзана крестьяне ведут уже не «традиционный» образ жизни, это тоже «одомашненный», вырванный из природы класс. И он тоже обречен исторически, под ударами ли стихий, или социальных сдвигов, на полное исчезновение. «Вот что было нашей человеческой природой два миллиона лет — до того, как мы стали рабами жрецов, царей и господ», – отнюдь не скорбит по крестьянскому вопросу Зерзан в книге «Первобытный человек будущего». Вопрос: будут ли будущим охотникам-собирателям доступны «Записки охотника»?

-----------------------------------------------------------------------

Рисунок Аллы Баклановой

-------------------------------------------------------------------

Иван Мятлев

Розы