Напротив него спал мужчина примерно его возраста, внизу разместились его жена и дочь.
Внезапно Виктора охватила глубокая тоска, ведь он мог сейчас тоже быть отцом и мужем. Ехать вот так куда-то с семьёй. Он мог бы и в будущем, пожалуй, завести ещё семью, ведь люди делают это и гораздо позже.
Он мог бы, если бы не был смертельно болен, или если бы позаботился об этом лет на десять раньше. Но теперь уже не будет у него никаких детей и никакой семьи. Не будет никогда. Никогда! Никогда!!!
Виктор тихо спустился и вышел из купе. В коридоре стоял мужик и, упершись руками в поручни, смотрел в окно, наблюдая за стремительно перемежавшимся невзрачным пейзажем. Поля, леса, степь.
Завидев Гендальева, мужик посторонился и дал пройти. Виктор прошмыгнул мимо и вошёл в туалет. Здесь он схватился за поручень и, справив утренние нужды, снова дал волю слезам.
Потом он тщательно умылся и вымыл руки. Постояв какое-то время перед зеркалом, Виктор удостоверился, что краснота заплаканных глаз уже не так сильно видна, надел очки и вышел из туалета.
С того момента, как Гендальев попал в больницу после трагедии в суде, он как-то незаметно для себя перестал носить контактные линзы и вернулся к старым добрым близоруким очкам. С ними было проще: снял-надел, никакого дискомфорта в глазах, да и красоваться своим не особенно симпатичным от природы лицом, у него пропало всякое желание. Обнаружение же в его мозгу неоперабельной опухоли и подавно, сделало его отношение к своему внешнему облику почти что наплевательским.
Он вернулся в купе и тихо запрыгнул на свою полку. Отец семейства с места напротив, уже проснулся:
– Доброе утро, – поздоровался он.
– Доброе.
Это был бритоголовый мужчина, с большим горбатым носом и синими глазами. Его лицо казалось умным и внимательным, несмотря на стрижку «анти вши», как называл свою лысину покойный Полуоткатов.
– Далеко едете? – шёпотом спросил бритоголовый.
– До Северграда, – ответил Гендальев и спросил в ответ. – А вы?
– И мы тоже, вот хотим дочери культурный город показать.
Гендальев кивнул и, раскрыв на закладке томик Достоевского, без дальнейших церемоний продолжил чтение. Он не любил все эти попутные разговоры «ни о чём» и совершенно не понимал, как можно тратить столько свободного времени езды в поезде на пустую болтовню с людьми, которых видишь в первый и в последний раз.
Но бритоголовый отец семейства не хотел понимать намёка. Он задал самый тупой из всех возможных вопросов, который только можно задать человеку, демонстративно доставшему книгу, в момент формальной беседы:
– Что читаете?
– Достоевский, – сухо ответил Гендальев.
– Никогда не понимал Достоевского, – заявил бритый. – Мудрит что-то, сам, наверное, и не знал толком что.
Виктор начал заводиться:
– Да что вы? И что же вы у него прочитали в последний раз?
Лысый открыл было рот для ответа, но тут его окликнули снизу:
– Вася, спускайся завтракать!
Оказалось, что жена и дочь уже проснулись.
Бритый неловко улыбнулся Гендальеву.
– Вы извините, мне пора, – сказал он и слез вниз.
Виктор облегчённо вздохнул и вернулся к чтению.
Его давешняя симпатия к этому молодому семейству как-то сразу улетучилась, особенно, когда они уселись играть в карты и обсуждать последний выпуск телепередачи про экстрасенсов.
Читать с фоновым шумом, состоящим из тупорылых разговоров, было для Гендальева трудно, особенно невозможно было углубляться в чтение Достоевского. К счастью, как раз для такого случая, он закачал в свой смартфон несколько фильмов и теперь, достав наушники, ему удалось благополучно отгородиться от всех этих внешних раздражителей.
Он посмотрел фильм про гангстеров, потом, не слезая с полки, поел сухомятки и запил газировкой. Теперь уже глупо было следить за здоровьем, и он давно уже снял с себя всякий режим питания. Разве что курить и бухать желания не возникло. Всё же, как бы там ни было, а кроме оставшегося малочисленного времени жизни никуда не денешь и её качество. Проводить свои жалкие остатки времени в пьяном бреду ему вовсе не хотелось. К тому же пьяным всегда можно натворить всяких глупостей. Позвонить сестре, например, или «открыть душу» какому-нибудь случайному собутыльнику. А то и чего похуже исполнить, как в дурацких фильмах, где смертельно больные дегенераты начинают гадить всем окружающим, оправдывая это тем, что им, мол, умирать скоро.
А курение? Что с него вообще толку, кроме иллюзий и подростковых фантазий, вырастающих со временем в сильную зависимость.
В общем, хватит ему для расслабления одного фастфуда, от которого раньше приходилось отказываться из-за запоров и лишнего веса. Сейчас уж на это точно насрать. В крайнем случае, купить кое-каких лекарств, для пищеварения, да и хрен с ним.