Генделев: Стихи. Проза. Поэтика. Текстология (сборник)

1…а поэт был рабби Шломо-катан —
такой, что с ним рядом никто не стал —
(со времен, когда жил Эвер Ави Йоктан) —
семенили те, с кем он рядом шел, —
5 так велик был этот «Меньшой»!

Он до горних высей взошел ремесла,

ведь его Поэзия родила
на колена Мудрости, и сплела
чтоб – «он вышел первым». И – не отменить! —
10 первородства багряную нить.

Он был Мастером средь подмастерьев стиха;

Рядом с ним они по ветру шелуха,
да и Вдохновенье само
они крали, подделывая клеймо
15 того, «кто был помазан Господом перед народом его»,
Песне Песней – он равен – Шломо!

Разве сильный поэт, в свой высокий час —

и прочтет его – а для смертных, нас —
его Поэзия – чудо.
20 И «надо подняться на небеса, чтоб нам ее снять оттуда».

В молитвах из-под его руки

грозной мощью веет от каждой строки,
в Судный день – с вечера до утра —
мы внимаем Поэзии – нард и шафран
25 в оправе сапфира его пера!

Колоннада разума он – а стих

его – рабби царей земных!

Шломо ибн-Гвироль

(ок. 1021/22 – ок. 1053–1058)

От переводчика

Шломо ибн-Гвироль (он же Габироль, Гевироль, Авицеброн, Авицеброль et cetera) родился в Малаге предположительно в 1021 г. Прожив около 30 лет, он умер неизвестно где.

Жизнь этого гениального еврея была кратка, блистательна и трагична. Крохи свидетельств его неболтливых соседей по веку и вкрапления автобиографического характера в трудах самого Гвироля сообщают нам, отдаленным потомкам его современников, самую малость: был он тяжко болен, нуждался, был нелюбим, был непонят и отличался скверным характером (о чем эти современники, конечно, не умолчали). И уже никакие порывы исторических открытий, никакие филологические бури не сдуют тумана недостоверности и загадочности, окутавшего эту невероятную фигуру смутно различимых веков, Средних только по названью.

Смерть, которую он звал, ждал и называл Свободой, смерть встретил он в изгнанье, в каковое – после продолжительной, но тем не менее ожесточенной травли (по популярному обвинению в чернокнижии) – отправили Гвироля его почитатели – еврейская община Сарагосы. Заметим, что изгнанье в те бурные и малоблагосклонные к поэту и еврею времена – изгнанье из гетто – и было равнозначно смертному приговору. Болезнь же, при которой недуги Иова поминались с завистью, и золотая экзема славы настигли Гвироля раньше: еще при жизни поэта его стихи были канонизированы и включены в синагогальные литургии.

Все это – смерть, слава, аскеза и ересь, и еще, конечно же, исключительные достоинства его разнообразных, но, к несчастью, далеко не полностью дошедших до нас трудов – придало его биографии черты эксцентричности, полулегендарности и неизмеримо печальной банальности высокой поэтической судьбы.

На обожженных черепках всех трех культур и религий читаем мы дактилоскопию его покрытых струпьями пальцев. Как Соломон Авицеброн, он основал демоно- и ангелологию, на его авторитет ссылаются чуть ли не все позднейшие богословы и схоласты. Его читал Фома Аквинский. Его учение о Воле штудирует Джордано Бруно. Сулейман Ибн-Джебэриль – имя в ряду выдающихся имен арабской философии, пережившей свой полдень в мавританской Испании. Для нас он, Шломо ибн-Гвироль, астральный путешественник, философ и грамматик, «алмаз в ожерелье на шее Мудрости», величайший поэт еврейского Средневековья.

Европейское Средневековье герметично и труднопроницаемо, и в скорлупе его, в собственной и еще более твердой оболочке – Средневековье еврейское. И в этой двойной скорлупе, двойной раковине, двойном, если угодно, саркофаге – в броне непереводимости гения и одиночества – Гвироль.