Гендер и власть. Общество, личность и гендерная политика

Как отмечали некоторые критики, мы не говорим о расовых ролях и классовых ролях, потому что проявления власти в этих областях социальной жизни более очевидны для социологов. Что касается половых ролей, то лежащая в их основе биологическая дихотомия, по-видимому, убедила многих теоретиков в том, что здесь нет властных отношений вообще. Женская и мужская роли молчаливо признаются равными. Конечно, они считаются разными по содержанию, но взаимно зависят друг от друга (являются взаимодополняющими), состоят из одинаковых ингредиентов и – в глазах либералов середины 1970-х годов, авторов самых значимых работ по мужской роли – одинаково репрессивны по отношению ко всем человеческим существам.

Вместо объяснения власти анализ ролей выдвигает теорию норм. Энн Эдвардс заметила, что теория половых ролей серьезно упрощает сложности гендера, сводя все проявления маскулинности и фемининности к дуализму. Все женщины при этом объединяются единой женской ролью. Последняя, в свою очередь, приравнивается к роли домохозяйки, которая должна исполняться в семье. Бо́льшая часть положений теории половых ролей выстраивается как анализ стандартного нормативного случая, а не исходит из проблем, которые наблюдаются при полевых исследованиях.

В качестве стандартного случая обычно используется абстрактная модель нуклеарной семьи с традиционным разделением труда по половому признаку. Такая ситуация считается стандартной, поскольку полагается, что большинство людей живет именно таким образом, а отклоняется от этой модели якобы меньшинство. Она нормативна в двух смыслах. Во-первых, допускается, что люди в целом считают, будто правильно жить именно таким образом, так что эта модель определяет действительные ролевые ожидания. Во-вторых, теоретики рассматривают ее как правильный (или социально функциональный, или биологически органичный) способ жизни. Привлекательность работ по половым ролям для обычного читателя объясняется некоторой затушеванностью этих идей. Так, когда сексолог Джон Мани пишет о правильном пути психосексуального развития, его цель заключается в следующем: заклеймить любое отклонение от нормативной модели (включая гомосексуальный выбор) как патологическое явление и подкрепить идею о том, что общепринятая гетеросексуальность – это хорошо и для личности, и для общества.

Основная сложность здесь в том, что нормативное, т. е. то, что считается ожидаемым или одобряемым, совсем не обязательно является стандартным, т. е. тем, что имеет место в действительности. И это особенно явно в случае сексуальности. Проведенные исследования в этой области принесли много разочарований сторонникам нормативного подхода. Самые известные из них – труды Кинзи – выявили частые случаи гомосексуального поведения среди американского населения, с чем нормативная теория половых ролей никогда не могла примириться. Другую проблему для данной теории представляют данные о добрачных и внебрачных гетеросексуальных половых отношениях. Еще одна проблема – данные о домашнем насилии: по умеренным оценкам Штрауса (Strauss) и других, домашнее насилие имеет место более чем в половине американских семей. Отсюда следует, что существует большой разрыв между морально одобряемым поведением и тем, что происходит на самом деле. Статистика по структуре домохозяйств показывает, что семья в составе: мама, папа, двое детей, кошка и собака, к которой обычно апеллируют священники, президенты и создатели рекламы, – не является наиболее распространенной формой домашнего уклада, да и никогда, возможно, ею не была. Нормативная модель, предписывающая мужу зарабатывать деньги, а жене – вести домашнее хозяйство, активно используется в идеологии, но на самом деле уже не существует – она была подорвана экономикой, что показано в Главе 1 данной монографии. Около трети оплачиваемой рабочей силы в мире составляют женщины, тогда как значительное число мужчин рабочей силой не является. Сторонникам теории ролей, ведущим тщательные полевые исследования, таким как, например, Мирра Комаровски, приходится очень сильно «дожимать» эмпирические данные, чтобы извлечь из них что-то похожее на теоретическую модель ролей.

Если мы четко разграничиваем нормативное и реально распространенное, вместо того чтобы смешивать их, возникают новые важные вопросы. Появляется возможность понять нормативное не как соответствие стандарту, а как определение того, что Власть предержащие хотят видеть общепринятым. Это порождает вопросы о том, чьи интересы воплощены в нормах, насколько повседневная жизнь людей дает примеры сопротивления этим интересам и какие потенциально нормативные принципы могли бы возникнуть из широко распространенных практик, являющихся на данный момент ненормативными.