Читаем Гендер и власть. Общество, личность и гендерная политика полностью

Сказанное вполне справедливо для гендерных отношений в нашем обществе. В текстах о половых ролях почти всегда содержится фрагмент о внешней гендерной типизации людей (sex-typing), в котором говорится о том, как мужчина или женщина должны наряжаться и причесываться, идя на вечеринку. Ирвинг Гофман в своей книге «Гендеризованная реклама» («Gender advertisements») добавляет еще две позиции в этот набор: взаимное расположение людей в пространстве и поза. Сторонники идеи взаимной дополнительности в теории половых ролей интерпретируют эти параметры поведения и внешнего вида как социальные маркеры естественного различия. Якобы именно это различие заставляет нас одевать девочек в пышные юбочки с оборками, а мальчиков – в шорты и проч. Но весь этот маскарад внушает сомнения. Если различие естественно, то зачем нужно так тщательно его подчеркивать? Ведь гендерная типизация одежды, грима и аксессуаров действительно избыточна и навязчива. Иногда она приобретает фантастические масштабы. Никто не может усомниться в женственности молодой матери. Однако открытые платья и халатики для молодых мам, рекламируемые, например, британской торговой сетью «Материнская забота» («Mothercare»), – это какая-то феерия женственности, выплескивающаяся через край оборками, бантами, кружевами, лентами и т. п. Если сопоставить этот наряд с тем, каково приходится молодой женщине, ухаживающей за младенцем, то становится очевидным, что подобный наряд абсолютно нефункционален.

На самом деле социальные практики не отражают естественные различия посредством этих особых маркеров гендера. Практики формируют структуру символов и интерпретацию различий, которые зачастую приводят к значительному их преувеличению или искажению. Как отмечает Рубин, социальное подчеркивание различий отрицает природное сходство. Если более внимательно посмотреть на социальную организацию гендера, то становится видна поразительная регулярность отрицаний, преобразований и противоречий. Мужчины-гомосексуалы – социально определяются как женоподобные, а женщины-гомосексуалы как мужеподобные, хотя фактически ни телесных, ни физиологических различий между гомосексуалами и гетеросексуалами не существует. Практики найма на работу и оплаты труда, которые дискриминируют женщин на том основании, что они несут ответственность за воспитание детей и потому якобы не могут быть хорошими работниками, базируются на идее о том, что все женщины являются матерями маленьких детей. Тогда как на самом деле большинство из них таковыми не являются. Девочки в раннем подростковом возрасте в среднем сильнее и физически более развиты, чем мальчики их возраста. Тем не менее именно в этом возрасте общество прилагает колоссальные усилия, чтобы поставить их в зависимость от мальчиков и научить мальчиков бояться. Для того чтобы поддерживать патриархатную власть в широких масштабах, необходимо конструирование гипермаскулинного идеала твердости и доминирования. Ирония этой ситуации в том, что образ маскулинности, формирующийся в результате такой стратегии, не имеет ничего общего с реальным обликом большинства мужчин. Примерно так же обстоит дело с образами внешней красоты женщин.

В то же время есть и еще одно отрицание. Представители каждого пола чрезвычайно отличаются между собой по росту, физической силе, выносливости, ловкости и проч. Как уже отмечалось выше, распределения внутри половых групп значительно пересекаются. Социальные практики, при которых женщины и мужчины конструируются как отличные друг от друга категории, превращают среднее различие в категориальное (например, когда говорится, что мужчины физически сильнее женщин) и тем самым отрицают основную модель различия, существующую скорее внутри полов, чем между полами.

Для понимания этих парадоксальных процессов чрезвычайно полезно понятие различия между уровнями практики, проведенное Жан-Полем Сартром в его книге «Критика диалектического разума». Биологическая дифференциация полов в репродуктивном процессе – это предзаданное человеку обстоятельство: мужчина не может родить ребенка, маленькому ребенку нужно грудное вскармливание и т. п. Подобным обстоятельствам соответствует ограниченный набор практик и следствий, который Сартр относит к практико-инертному типу. Люди могут быть объединены в логически примитивные категории через внешнюю логику, логику, которая им предзадана и которая помещает их в параллельные ситуации (Сартр называет это сериальностью). Такова очередь людей на автобусной остановке или аудитория радиопередачи.

Перейти на страницу:

Все книги серии Библиотека журнала «Неприкосновенный запас»

Кочерга Витгенштейна. История десятиминутного спора между двумя великими философами
Кочерга Витгенштейна. История десятиминутного спора между двумя великими философами

Эта книга — увлекательная смесь философии, истории, биографии и детективного расследования. Речь в ней идет о самых разных вещах — это и ассимиляция евреев в Вене эпохи fin-de-siecle, и аберрации памяти под воздействием стресса, и живописное изображение Кембриджа, и яркие портреты эксцентричных преподавателей философии, в том числе Бертрана Рассела, игравшего среди них роль третейского судьи. Но в центре книги — судьбы двух философов-титанов, Людвига Витгенштейна и Карла Поппера, надменных, раздражительных и всегда готовых ринуться в бой.Дэвид Эдмондс и Джон Айдиноу — известные журналисты ВВС. Дэвид Эдмондс — режиссер-документалист, Джон Айдиноу — писатель, интервьюер и ведущий программ, тоже преимущественно документальных.

Джон Айдиноу , Дэвид Эдмондс

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное
Политэкономия соцреализма
Политэкономия соцреализма

Если до революции социализм был прежде всего экономическим проектом, а в революционной культуре – политическим, то в сталинизме он стал проектом сугубо репрезентационным. В новой книге известного исследователя сталинской культуры Евгения Добренко соцреализм рассматривается как важнейшая социально–политическая институция сталинизма – фабрика по производству «реального социализма». Сводя вместе советский исторический опыт и искусство, которое его «отражало в революционном развитии», обращаясь к романам и фильмам, поэмам и пьесам, живописи и фотографии, архитектуре и градостроительным проектам, почтовым маркам и школьным учебникам, организации московских парков и популярной географии сталинской эпохи, автор рассматривает репрезентационные стратегии сталинизма и показывает, как из социалистического реализма рождался «реальный социализм».

Евгений Александрович Добренко , Евгений Добренко

Культурология / История / Образование и наука

Похожие книги

Лучшее в нас. Почему насилия в мире стало меньше
Лучшее в нас. Почему насилия в мире стало меньше

Сталкиваясь с бесконечным потоком новостей о войнах, преступности и терроризме, нетрудно поверить, что мы живем в самый страшный период в истории человечества.Но Стивен Пинкер показывает в своей удивительной и захватывающей книге, что на самом деле все обстоит ровно наоборот: на протяжении тысячелетий насилие сокращается, и мы, по всей вероятности, живем в самое мирное время за всю историю существования нашего вида.В прошлом войны, рабство, детоубийство, жестокое обращение с детьми, убийства, погромы, калечащие наказания, кровопролитные столкновения и проявления геноцида были обычным делом. Но в нашей с вами действительности Пинкер показывает (в том числе с помощью сотни с лишним графиков и карт), что все эти виды насилия значительно сократились и повсеместно все больше осуждаются обществом. Как это произошло?В этой революционной работе Пинкер исследует глубины человеческой природы и, сочетая историю с психологией, рисует удивительную картину мира, который все чаще отказывается от насилия. Автор помогает понять наши запутанные мотивы — внутренних демонов, которые склоняют нас к насилию, и добрых ангелов, указывающих противоположный путь, — а также проследить, как изменение условий жизни помогло нашим добрым ангелам взять верх.Развенчивая фаталистические мифы о том, что насилие — неотъемлемое свойство человеческой цивилизации, а время, в которое мы живем, проклято, эта смелая и задевающая за живое книга несомненно вызовет горячие споры и в кабинетах политиков и ученых, и в домах обычных читателей, поскольку она ставит под сомнение и изменяет наши взгляды на общество.

Стивен Пинкер

Обществознание, социология / Зарубежная публицистика / Документальное
Иллюзия правды. Почему наш мозг стремится обмануть себя и других?
Иллюзия правды. Почему наш мозг стремится обмануть себя и других?

Люди врут. Ложь пронизывает все стороны нашей жизни – от рекламы и политики до медицины и образования. Виновато ли в этом общество? Или наш мозг от природы настроен на искажение информации? Где граница между самообманом и оптимизмом? И в каких ситуациях неправда ценнее правды?Научные журналисты Шанкар Ведантам и Билл Меслер показывают, как обман сформировал человечество, и раскрывают роль, которую ложь играет в современном мире. Основываясь на исследованиях ученых, криминальных сводках и житейских историях, они объясняют, как извлечь пользу из заблуждений и перестать считать других людей безумцами из-за их странных взглядов. И почему правда – не всегда то, чем кажется.

Билл Меслер , Шанкар Ведантам

Обществознание, социология / Научно-популярная литература / Образование и наука