Читаем Гендер и власть. Общество, личность и гендерная политика полностью

Одним из наиболее важных следствий влияния современного феминизма на социальные науки стало убедительное доказательство несостоятельности такого подхода. Примером феминистской критики является работа Мюррей Гут и Элизабет Рид, продемонстрировавших смесь гендерной слепоты и патриархатных предрассудков в традиционной политологической литературе. Критические работы, направленные против подобного мейнстрима, покрывают множество тем, начиная с электоральной социологии через концепцию социального государства к классовому анализу, показывая, что гендерные отношения не только присутствуют в этих базовых институтах, но и являются их важным системным элементом.

Я не буду подробно останавливаться на деталях этих критических исследований, но воспроизведу их основной вывод, который в настоящее время считается уже общепринятым. Мы не можем понять место гендера в социальных процессах, просто очертив совокупность «гендерных институтов». Гендерные отношения присутствуют во всех типах институтов. Они могут быть не самой важной структурой в каждом конкретном случае, но, безусловно, в большинстве случаев они относятся к числу основных.

Состояние гендерных отношений в каждом данном институте представляет собой его «гендерный режим». Приведем пример, чтобы прояснить эту идею. В исследовательском проекте, в котором была проинтервьюирована Делия Принс (см. Главу 1), мы обнаружили активную, хотя и не всегда явно сформулированную гендерную политику в каждой школе. Как среди учащихся, так и среди преподавателей существуют практики, конструирующие различные виды фемининности и маскулинности: спорт, танцы, выбор предметов для изучения, дисциплина в классе, управление школой и др. Некоторые гендерные модели поведения оказались доминирующими, что особенно было заметно в среде учащихся, – чаще всего это была агрессивная гетеросексуальная маскулинность. Остальные модели носили подчиненный характер. Наблюдались явственное, хотя и не абсолютное гендеризованное разделение труда между преподавателями и гендеризованное различие во вкусах и досуговых видах деятельности среди учащихся. Существует определенная идеология, причем зачастую не единственная, которая предписывает человеку определенный тип гендерного поведения и определенный тип гендерного характера. Иногда возникают конфликты по поводу сексизма в школьных программах или по поводу карьерного роста членов преподавательского состава, по поводу их престижа и лидерства среди детей. Складывающийся в результате сочетания всех этих ситуаций паттерн может быть разным в разных школах, но только в рамках, отражающих баланс гендерной политики в австралийском обществе в целом. Ни одна из школ, например, не позволяет открытых гомосексуальных отношений.

Компактные формальные организации вроде школ, вероятно, имеют особенно очевидные гендерные режимы, но ими обладают и другие учреждения. Диффузные институты, такие как рынки, или большие и разветвленные институты, такие как государство, а также неформальные среды, такие как уличная компания ровесников, также гендерно структурированы и могут быть охарактеризованы через свои гендерные режимы. В этой главе я остановлюсь на трех случаях. Представленные здесь образцы анализа будут очень сжатыми, и каждый из них я считаю лишь началом исследования. Но я все же надеюсь, что их будет достаточно, чтобы понять некоторые аспекты институционализации гендера.

Семья

Консервативная идеология говорит о семье как об «основе общества», а традиционная социология часто считает ее простейшим из институтов, ячейкой более сложных структур. Я же полагаю, что семья отнюдь не основа общества, а один из его сложнейших продуктов. Ничего простого в ней нет. Внутренний мир семьи представляет собой совокупность многоуровневых отношений, накладывающихся друг на друга как геологические слои. Ни в одном другом институте отношения не являются столь протяженными во времени, столь интенсивными по степени контакта, столь плотными по переплетению экономики, эмоций, власти и сопротивления.

В теориях все это часто отсутствует, поскольку обычно они сосредоточиваются на стандартном нормативном случае. Выше достаточно было сказано о том, как опасно исходить из представления о норме, но стоит отметить, что даже те семьи, которые более или менее соответствуют стандартным представлениям, имеют сложную внутреннюю структуру. Мы уже описывали в Главе 1, какие подводные течения будоражили жизнь семьи Принс. Лилиан Рубин в своей книге «Миры боли» описала амбивалентность и сложность традиционных семей рабочего класса в Соединенных Штатах. Лэнг и Эстерсон в книге «Рассудок, безумие и семья», рассматривая такой острый материал, как шизофрения, показали, к какому невероятному клубку противоречий может привести в британских семьях стремление к респектабельной нормальности.

Таким образом, чтобы понять гендер и семью, необходимо показать внутреннее устройство семьи. Мы попробуем сделать это, опираясь на три структуры, выделенные мною в Главе 5.

Перейти на страницу:

Все книги серии Библиотека журнала «Неприкосновенный запас»

Кочерга Витгенштейна. История десятиминутного спора между двумя великими философами
Кочерга Витгенштейна. История десятиминутного спора между двумя великими философами

Эта книга — увлекательная смесь философии, истории, биографии и детективного расследования. Речь в ней идет о самых разных вещах — это и ассимиляция евреев в Вене эпохи fin-de-siecle, и аберрации памяти под воздействием стресса, и живописное изображение Кембриджа, и яркие портреты эксцентричных преподавателей философии, в том числе Бертрана Рассела, игравшего среди них роль третейского судьи. Но в центре книги — судьбы двух философов-титанов, Людвига Витгенштейна и Карла Поппера, надменных, раздражительных и всегда готовых ринуться в бой.Дэвид Эдмондс и Джон Айдиноу — известные журналисты ВВС. Дэвид Эдмондс — режиссер-документалист, Джон Айдиноу — писатель, интервьюер и ведущий программ, тоже преимущественно документальных.

Джон Айдиноу , Дэвид Эдмондс

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное
Политэкономия соцреализма
Политэкономия соцреализма

Если до революции социализм был прежде всего экономическим проектом, а в революционной культуре – политическим, то в сталинизме он стал проектом сугубо репрезентационным. В новой книге известного исследователя сталинской культуры Евгения Добренко соцреализм рассматривается как важнейшая социально–политическая институция сталинизма – фабрика по производству «реального социализма». Сводя вместе советский исторический опыт и искусство, которое его «отражало в революционном развитии», обращаясь к романам и фильмам, поэмам и пьесам, живописи и фотографии, архитектуре и градостроительным проектам, почтовым маркам и школьным учебникам, организации московских парков и популярной географии сталинской эпохи, автор рассматривает репрезентационные стратегии сталинизма и показывает, как из социалистического реализма рождался «реальный социализм».

Евгений Александрович Добренко , Евгений Добренко

Культурология / История / Образование и наука

Похожие книги

Лучшее в нас. Почему насилия в мире стало меньше
Лучшее в нас. Почему насилия в мире стало меньше

Сталкиваясь с бесконечным потоком новостей о войнах, преступности и терроризме, нетрудно поверить, что мы живем в самый страшный период в истории человечества.Но Стивен Пинкер показывает в своей удивительной и захватывающей книге, что на самом деле все обстоит ровно наоборот: на протяжении тысячелетий насилие сокращается, и мы, по всей вероятности, живем в самое мирное время за всю историю существования нашего вида.В прошлом войны, рабство, детоубийство, жестокое обращение с детьми, убийства, погромы, калечащие наказания, кровопролитные столкновения и проявления геноцида были обычным делом. Но в нашей с вами действительности Пинкер показывает (в том числе с помощью сотни с лишним графиков и карт), что все эти виды насилия значительно сократились и повсеместно все больше осуждаются обществом. Как это произошло?В этой революционной работе Пинкер исследует глубины человеческой природы и, сочетая историю с психологией, рисует удивительную картину мира, который все чаще отказывается от насилия. Автор помогает понять наши запутанные мотивы — внутренних демонов, которые склоняют нас к насилию, и добрых ангелов, указывающих противоположный путь, — а также проследить, как изменение условий жизни помогло нашим добрым ангелам взять верх.Развенчивая фаталистические мифы о том, что насилие — неотъемлемое свойство человеческой цивилизации, а время, в которое мы живем, проклято, эта смелая и задевающая за живое книга несомненно вызовет горячие споры и в кабинетах политиков и ученых, и в домах обычных читателей, поскольку она ставит под сомнение и изменяет наши взгляды на общество.

Стивен Пинкер

Обществознание, социология / Зарубежная публицистика / Документальное
Иллюзия правды. Почему наш мозг стремится обмануть себя и других?
Иллюзия правды. Почему наш мозг стремится обмануть себя и других?

Люди врут. Ложь пронизывает все стороны нашей жизни – от рекламы и политики до медицины и образования. Виновато ли в этом общество? Или наш мозг от природы настроен на искажение информации? Где граница между самообманом и оптимизмом? И в каких ситуациях неправда ценнее правды?Научные журналисты Шанкар Ведантам и Билл Меслер показывают, как обман сформировал человечество, и раскрывают роль, которую ложь играет в современном мире. Основываясь на исследованиях ученых, криминальных сводках и житейских историях, они объясняют, как извлечь пользу из заблуждений и перестать считать других людей безумцами из-за их странных взглядов. И почему правда – не всегда то, чем кажется.

Билл Меслер , Шанкар Ведантам

Обществознание, социология / Научно-популярная литература / Образование и наука