Исследователи советской повседневности и советского гендера, такие как Наталья Пушкарева, Наталья Лебина, Игорь Кон, Сергей Ушакин, Анна Темкина и Елена Здравомыслова, группируют системы образов, транслируемых государственной пропагандой, в так называемые «каноны маскулинности»:
Неоднозначность канонов маскулинности и их несоответствие как официальным советским, так и традиционным русским стандартам уже в конце 1960-x годов вызывает у людей ощущение некоего кризиса, который ученые пытались осмыслить в социально-медицинских или социально-психологических терминах110
.Для того чтобы понять, о каких «стандартах» идет речь, следует описать несколько наиболее распространенных в СССР эпохи застоя типов маскулинных гендерных контрактов. Термин «гендерный контракт» используется для обозначения доминирующих в обществе типов гендерных практик и репрезентаций.
«Герой» – представитель гегемонного типа маскулинности111
. В идеальном сценарии «герой» – это несколько ретроспективный идеологизированный образ, связанный с образом отца, старого солдата. Характерные черты этого сценария – это служение родине, сочетание отношений субординации и эгалитарного товарищества, догматизм и консервативность, часто описываемые как верность принципам, героизм и готовность пожертвовать собой, защищая государство-отечество от внешнего врага. Также характерной чертой этого типа, в силу постоянной реализации героической программы, является пренебрежение погружением в воспитание детей и семейную жизнь. Мифологизированный «Герой» обязательно в качестве «главы семьи» появляется только тогда, когда от него требуется соблюдение социального ритуала (свадьбы, похороны, дни рождения членов семьи, вступление детей в партию, конфликтные ситуации). Семья является для этого типа дистанцированным объектом защиты.Разумеется, в повседневной жизни не многие мужчины могли соответствовать данному культурному стереотипу, оттого в качестве психологической компенсации большинством мужчин использовалась стратегия «маскулинности соучастников»112
, широко распространенная в том числе в западном мире:Большинство мужчин ориентируется на гегемонные образцы, но не могут их реализовывать. Повседневные практики предполагают постоянный компромисс с женщинами, а не прямую доминацию и выражение власти113
.Компенсационная маскулинность соучастников была шире распространена в дружески-корпоративных «гомосоциальных сообществах, внутренняя солидарность которых способствует подкреплению и воспроизводству чувства „нормальности“»114
, таких, например, как мужские сообщества соседей по гаражному кооперативу, люберецких качалок, или профессионально-дружеских сообществ лиц «мужских профессий» – милиционеры, военные, заводские рабочие и даже художники.Второй тип советской маскулинности, развивающийся в том числе по типу компенсационной – это «мужик», иерархически он стоит ниже «героя» и не претендует на роль идеологического лидера, но статистически это самый распространенный тип. Тип «мужика» чуть менее идеологизирован, чем тип советского героя. Подтверждение этому можно найти в позднесоветском кинематографе, где «мужик» наделяется индивидуальными чертами – такими как небезупречная биография – например, у героя В. Шукшина в фильме «Калина красная».
Компенсационную стратегию этого маскулинного сценария можно называть обывательской:
Главным (и единственным) оставшимся критерием мужественности (этой сценарной группы. –
С точки зрения социологии, практики реализации мужского гендера в СССР были сильно депривированы этакратическим государственным строем, в котором одним из немногих реальных способов реализации собственной маскулинности (за вычетом вышеназванных) была контркультура. Исследователи А. Темкина, Е. Здравомыслова и Ж. Чернова выделяют также третий тип маскулинности, называемый романтиком (у Темкиной и Здравомысловой – физиком116
). Тяготением к романтическому типу маскулинности выделяется прежде всего советская интеллигенция, туда же можно отнести поколение шестидесятников-нонконформистов.