него. Можно понять, почему так часто мы не можем подавить крик: „Жизнь нелегка!"»2 Для
Фрейда миссия психоанализа состояла в том, чтобы усилить эго и позволить ему выигрывать
в этом сражении воль. Не только развитие индивидуальности зависит от этого, но также и
будущее цивилизации3. Если эго не находит социально приемлемых возможностей для
управления потенциально разрушительными импульсами ид, мы не можем строить и
поддерживать институты нашей культуры.
Эти различные компоненты постепенно проявляются в развитии ребенка, поскольку эго
пробует проложить свой путь через узкие «проливы» непрерывных требований ид и властных
заявлений суперэго. В некотором смысле теория развития Фрейда — довольно грустная
история, поскольку каждая последующая стадия почти не приносит удовольствий, утрачен-
ных в предыдущей, — мы растем, оставляя позади то, в чем находим удовольствие. Но чаще
эго оказывается недостаточно сильным для такой борьбы, и возникает вездесущая опасность
временного отступления в наших фантазиях к более ранним стадиям (невроз) или
драматического расхождения с действительностью и попытки реально жить в этой более
ранней стадии (психоз).
Фрейд считал, что до рождения на свет все желания младенца исполняются; пока он
находится в матке, его чувства удовлетворены. Но рождение выталкивает плод из этого рай-
ского кокона; голодный и одинокий, младенец не может примириться с миром. Теперь у
младенца чувстьо удовлетворения связывается с грудью матери, и он ищет удовольствия,
глотая пищу. Фрейд называет это «оральной стадией». Но как только эго привыкает к этому
источнику удовлетворения, младенца отнимают от груди, и найденный источник исчезает. В
следующей, «анальной стадии» удовлетворение достигается не в процессе кормления, а в
процессе выделения продуктов работы организма, в мочеиспускании и очистке от фекалий.
Теперь эти физические функции становятся источником удовольствия, но, как только
младенец открывает радость процесса выделения нечистот, которая может выступить в
качестве компенсации за потерю материнской груди, его обучают пользоваться туалетом. Он
вынужден подавить в себе и этот источник вознаграждения,
115
социально неприемлемый сточки зрения удобства взрослых. Наконец, после орального
отвержения и анальной репрессии мы достигаем того, что Фрейд называет «генитальной
стадией». Именно здесь появляется тендер.
До этого момента и мальчики, и девочки испытывают одно и то же. Но после разрешения
анального кризиса наши дорожки резко расходятся. В этой стадии наша задача состоит втом,
чтобы «стать» или маскулинным, или фемининной. Фрейд полагал, что этот процесс более
труден для мальчиков, чем для девочек, поскольку девочка с самого начала учится
идентифицировать себя с матерью как существо женского рода, и эта идентификация остается
непрерывной и в ее взрослые годы. Напротив, в процессе идентификации мальчик должен
отделиться от матери,
процесс требует от ребенка забыть одну привязанность, с тем чтобы сформировать новую. Это
уже более трудная ситуация, потому что мать обычно выказывает ребенку ббльшую любовь и
заботу, тогда как отец часто не столь нежен и более авторитарен. Данный критический момент
для мальчика называют эдиповым кризисом, по названию трагедии Софокла «Царь Эдип».
Разрешение этого кризиса исключительно важно, так как мальчик учится желать секса с
женщиной и идентифицировать себя с мужчиной. Ключевой тезис фрейдистской теории —
сексуальной связи с матерью, но также понимает, что становится соперником отца в борьбе за
материнскую привязанность. В своем сексуальном желании матери, которому мешает отец,
маленький мальчик сексуализирует свои опасения по поводу'отца, считая, что, если он будет с
ним сексуально конкурировать, отец его кастрирует. Эго мальчика разрешает это состояние
ужаса перед возможной кастрацией путем переноса идентификации мальчика от матери к
отцу, так, чтобы символически он мог иметь сексуальный доступ к матери. Таким образом,
мальчик должен разрушить идентификацию с матерью, отречься от нее и идентифицировать
себя с отцом. Все это оказывается большим ударом для мальчика, поскольку именно мать
являлась для него источником тепла и любви и объектом его желаний. Отец же выступает
более отдаленным источником авторитарной власти и внушает ему страх. Но, идентифицируя
себя с отцом, маленький мальчик прекращает быть «фемининным» (идентифицированным с
матерью) и становится маскулинным, что одновременно
116
означает — гетеросексуальным, символически способным к сексуальным отношениям с той,
кто заменит его мать. С ним происходит буквально то, о чем пели в популярной песенке
тридцатых годов: «Он хочет девочку, точно такую же, как та, что вышла когда-то замуж за
дорогого старого Папу».