Генерал

Герта, раздосадованная пьяными выкриками свекра и майора, не спала, ждала обер-лейтенанта: она знала, что Мюллер вернется в двенадцать часов ночи. Но шел первый час, а его все не было. Чем слушать этих выживших из ума стариков, лучше поговорить с обер-лейтенантом. Он, конечно, свинья, но так молод… И он наверняка попытается к ней пройти. Пусть. Жизнь и так проходит, а что она видит от жизни?

И Герта не стала запирать дверь.

Обер-лейтенант явился пьяный в дым и едва держался на ногах. Герта на цыпочках подошла к двери.

— Это вы? — шепотом сказала она и укоризненно покачала головой. — Разве можно столько пить?

Обер-лейтенант говорил громко. Чтобы звуки не доносились до комнаты, где спал майор, Герта закрыла приотворенную дверь.

— Герта, мой ангел, — обняв Герту, обер-лейтенант поцеловал ее. Потом, словно опомнившись, стал лепить смачные пьяные поцелуи в рот, нос и шею, в грудь он впился зубами, и боль пересилила в Герте желание, она пыталась высвободиться из железных объятий, но он только распалялся от этих попыток и, наконец, приподняв ее, повалил на паркет. Ужасная боль в ободранном локте заставила ее закричать.

— Папа Людвиг! Господин майор!..

Обер-лейтенант рвал на ней халат и сорочку; подолом халата заткнул ей рот, и уже почти добился своего, когда Герта, столкнув его с себя, выдернула изо рта кляп и истошно завопила:

— Пусти! Папа Людвиг! Господин майор! Спасите!

— Если даже сам фюрер сюда прибежит, я тебя невыпущу! — хрипел обер-лейтенант.

Герта ускользала из его рук.

— Подлец, подлец!

На ее крики и грохот в комнате проснулись майор и старый Людвиг. Картина, которая открылась им, ошеломила обоих. Герта, почти голая, в обрывках одежды, и обер-лейтенант в расстегнутых штанах катались по полу.

— Негодяй! — заорал майор, схватив обер-лейтенанта за ворот мундира. Встань, подлец!

И обер-лейтенант, отпустив Герту, встал. И нанес майору такой молниеносный удар в челюсть, что майор отлетел в сторону, ударился о дверь и растянулся на пороге. В руке обер-лейтенанта сверкнул пистолет.

— Не подходи, убью!

Майор выкатился в другую комнату и через мгновение вернулся с пистолетом в руке.

— Бросай оружие! Отпусти женщину!

Обер-лейтенант отскочил в угол.

— Во-он, старая крыса! Я сейчас продырявлю тебе толстый живот!

Майор, с удивительным проворством уклонившись от возможного выстрела, бросился на обер-лейтенанта. Но Мюллер успел выстрелить, пуля попала в Герту, которая как раз кинулась бежать. Герта, согнувшись, рухнула прямо в дверях.

Майору удалось выбить из рук обер-лейтенанта оружие.

— Руки, руки вверх!

— Что ты наделал? Что ты наделал? — вскричал старик Людвиг, глядя, как красное пятно расползается по животу и искусанной груди невестки. — Что ты наделал? — спросил он еще раз и упал рядом с Гертой.

На звуки выстрелов прибежал патруль. Майор передал им вмиг протрезвевшего обер-лейтенанта.

Военный суд рассматривал подобные дела быстро. А покушение на честь и жизнь жены генерала только ускорило дело.

Герта не дожила до следующего дня.

Старый Людвиг в бессознательном состоянии был доставлен в больницу.

Глава пятнадцатая

1

Генералу Вагнеру не сказали правды об обстоятельствах смерти его жены потом когда-нибудь он все узнает, сейчас ни к чему смущать генерала. Сообщили: получила ранение при бомбежке и скончалась. А несколько дней спустя сочли необходимым известить и о болезни отца.

Из госпиталя сообщали, что отец генерала, Людвиг Вагнер, разбитый параличом, находится в тяжелом, кризисном положении.

Это значило, что следовало навестить отца.

Но Вагнер знал, что командующий группой едва ли разрешит ему отправиться в тыл. Тем не менее, для очистки совести, генерал доложил генерал-фельдмаршалу о своих грустных делах. Тот выразил сочувствие и обещал переговорить с Берлином. Вагнер предполагал, что ответ на просьбу будет отрицательный, однако еще не терял надежды. Генерал-фельдмаршал оказался верен своему слову, с Берлином связался и вскоре сообщил, что, к сожалению, отлучиться от дел генералу не разрешили.

— Вы поймете меня, генерал… — сказал он.

— Я вас понял, господин генерал-фельдмаршал. Спасибо за сочувствие.

Значит, невозможно даже увидеть отца, который, судя по всему, вот-вот умрет? Что останется в его жизни с уходом отца? Ничего и никого.

Вагнеру вдруг решительно все осточертело. Заливались продолжительными трелями два телефона. Вагнер долго не брал трубку. Потом зазвонили сразу оба. И оба замолчали. Только тогда Вагнер встревожился, стал ждать звонка. Наконец, раздался звонок — долгий, тревожный, недобрый. Вагнер взял трубку. Сквозь треск и шум к нему пробился голос нового командира дивизии, заменившего убитого Динкельштедта: русские танки прорвали в нескольких местах линию обороны, их невозможно остановить…

— Ждите, сейчас приеду! — Вагнер бросил трубку и стал одеваться.

Задыхаясь, в комнату ворвался адъютант. Увидев генерала одетым и опасаясь, что придется куда-то ехать, с порога выложил всю правду: