Генерал

С этими горькими мыслями Густав Вагнер долетел от Берлина до Винницы. Потом — совещание у Гитлера. А на винницком аэродроме уже стоял готовый к вылету военный самолет, и старый невысокий генерал-артиллерист, заложив руки за спину, нервно прохаживался перед самолетом. Едва машина Вагнера остановилась на летном поле, старый генерал кинулся к нему.

— Наконец-то вы прибыли, генерал, стало быть, летим! — и он направился к самолету.

— Летим, — вслед за незнакомым генералом Вагнер поднялся в самолет.

Через пять минут самолет поднялся и взял курс на Сталинград.

Эшелоны с полками его дивизии тоже мчались уже из-под Парижа на восток, под Сталинград.

Глава четырнадцатая

1

Вернувшись в штаб, Парамонов узнал, что его вызывает командир полка.

Недоумевая, Парамонов пошел на КП. Но по дороге он все же завернул в санчасть и передал Елене Смородиной просьбу Гасанзаде зайти в роту. Смородина приняла его холодно и ни словом не обмолвилась, пойдет она в роту или не пойдет. Обеспокоенный еще больше, Парамонов направился к Ази Асланову. Здесь его ожидало очень приятное известие: подполковник получил письмо из Омского горисполкома, в котором сообщалось, что по письму командира полка в квартире Парамонова начат ремонт. Парамонов не знал, как благодарить подполковника. В самом прекрасном расположении духа вернулся он к себе в роту, не сказав Гасанзаде, как безразлично отнеслась Смородина к его просьбе. Парамонов мысленно успокоил ротного: «Придет она, товарищ лейтенант, обязательно придет, как может не прийти?» Ему очень хотелось, чтобы всем было так же радостно и хорошо, как хорошо сегодня ему.

И Смородина, выбрав свободный час, пришла в роту. Она шла по морозу, раскраснелась и выглядела необычайно свежей. Вообще, в последнее время она похорошела, пополнела, и все говорили ей об этом, на что она со смехом возражала: «Да нет же, я не поправилась, это только так кажется, просто я тепло одета, поэтому и кажусь толстой». Но она не была толстой, она была в меру полной, и полнота ей шла, не портила стройности и делала ее еще более привлекательной. Правда, давно сшитая по фигуре шинель стала тесновата, слишком плотно облегала фигуру, но Лена с детства занималась спортом, была пропорционально сложена, все в ней было соразмерно, так что тесноватая шинель еще не вредила, когда Смородина шла, головы мужчин непроизвольно поворачивались вслед за нею.

Гасанзаде с Тетериным осматривал отремонтированный танк, но, увидев доктора, забыл о танке и направился к ней. Они вместе спустились в только что отрытую и еще не оборудованную землянку, и Гасанзаде сказал:

— Тут у меня еще беспорядок, извините.

— Отчего же, тут неплохо. Ну, я вас полмесяца не видела, рану посмотрим.

— Думаю, что все нормально, я и забыл о ране. Повязку снять без вас не рискнул, но раны не чувствую. Не знаю, как и благодарить вас за доброе отношение. Теперь я вместе со своими товарищами участвую в боях, а иначе пришлось бы сидеть где-нибудь в тыловом госпитале и слушать сообщения Совинформбюро… А потом всякие комиссии, запасной полк… И все из-за пустячной раны…

— Рана у вас не пустячная, лейтенант, и последствия могли быть очень серьезные. Ну, на ваше счастье, затягивается, не гноится, и это хорошо. Елена бросила в пепельницу, сделанную из консервной банки, грязный бинт, пропахший потом. — А теперь одевайтесь, Гасанзаде. И не вызывайте меня в роту. Мои визиты вызывают кое у кого подозрения.

— Простите, я не должен был вызывать вас, я это понимаю. Я, если нужно, приду сам, время у нас теперь есть… Но о каких подозрениях вы говорите? Узнали о моей ране?

— Нет, имеют в виду совершенно другое…

— Другое? А что же?

— Говорят, будто между нами любовь.

Гасанзаде от удивления открыл рот.

Воцарилось неловкое молчание. Лейтенант надел телогрейку, застегнулся. Взглянул на врача виновато.

— Елена Михайловна… Неужели я дал повод к каким-то домыслам? Поверьте, я этого не хотел. И никогда не думал…

— И я не думала, — подхватила Смородина. — Сначала отмахнулась, что, мол, эти мне небылицы, а потом вижу, не все так на это реагируют.

Она перекинула через плечо сумку и собралась уходить.

Фируз нерешительно встал у дверей.

— Доктор, я так понял, что человек, которого вы любите, подозревает нас в чем-то, не так ли?

— Именно так, — подтвердила Смородина.

— Да скажите же ему, зачем вы приходили! Теперь ведь можно сказать?

— Можно. Но надо было сказать сразу, а теперь поздно.

— Нехорошо получилось! — Гасанзаде с сожалением покачал головой. Глупо.

Смородина посмотрела на него. Взгляд у нее был усталый.

Некоторое время они стояли молча, неподвижно. «Что сделать, чтобы помочь ей выпутаться из создавшегося положения?» — думал Фируз, и не мог ничего придумать.

— А можно узнать, кто этот человек… который вас подозревает?

— А зачем вам? Разве это так важно?

— Важнее важного!

— Майор Пронин, вот кто!

— Я этого не знал, доктор. — Гасанзаде смешался, опустил голову. — Я ведь недавно в полку, откуда мне было знать? Знал бы — даже не заговорил с вами…