Генерал

– Надеюсь обойтись без этого, полковник. Вашими стараниями даже наша Золушка – запасная бригада – показывает неплохие результаты, – улыбнулся Трухин, хотя сил на улыбки уже почти не было. – А то, что все идет не по плану, так мы на войне, голубчик. Скажите спасибо, что еще нет налетов.

– И все-таки без нажима не обойтись. И даже хуже, не имею права скрывать от вас. Вчера я обратился к командующему округом в Мюнхене генералу Крибелю с просьбой о довольствии, и он прямо заявил мне, что не может дать русским «ни грамма хлеба, ни капли бензина». Вот так, господин генерал-майор. И, думаю, вы сами знаете, что такое двадцатипятитысячной армии перейти на самообеспечение…

Да, Трухин понимал, что это неминуемые разложение и хаос, даже несмотря на воодушевление и внутреннюю дисциплину. Но перевозка армии железной дорогой грозила дезорганизацией вследствие рассредоточения формирований, да и русские офицеры, знавшие хаос советских дорог в начале войны, неизбежно начнут нервничать. И все же иного пути не было.

Но едва Трухин успел отдать приказ, как ворвался Зверев, и на его бесхитростном лице простого рабочего явно читался страх. «Все происходит быстрей, чем я думал», – вздохнул Трухин.

– Ну что случилось, Григорий Александрович?

– Есть сведения, что американские танки уже в районе вокзала! Погрузка невозможна!

– Чьи сведения, генерал, откуда, кем переданы? Вы, простите, юнкер, что ли? Полковник, свяжитесь с вашей группой связи, напрямую с майором Кайлингом.

Герре, никогда не терявший головы, через пять минут сообщил, что на вокзале хозяин положения все еще вермахт.

– Начинайте погрузку. На всякий случай прикройте вокзал противотанковым дивизионом второй и ротой автоматчиков.

И всю неделю этого нового передвижения своих войск Трухин с тоской смотрел, как отлично отлаженная армия начинает исподволь превращаться в толпу. Разумеется, внешне все было почти идеально, но опытным взглядом Трухин видел тот неуловимый надлом, который создается бессмысленностью приказов и передвижений. К тому же из-за нехватки составов некоторые части все равно отправились пешком, и у Ландсберга к ним присоединились идущие на восток узники концентрационных лагерей. Их переодели в форму РОА, а командирам были отданы строгие приказы грузить людей в эшелоны. Это тоже не прибавило ни дисциплины, ни боевого духа.

Остановить это, пока внутреннее, разложение можно было только боями, но именно их впереди и не предвиделось. И хотя теоретически и в противоречии желаниям армейского штаба РОА он должен был оказаться в Линце в подчинении группе армий «Юг», никакого практического значения это уже все равно не имело. Это Трухин знал уже наверняка. И действительно, командующий группой армий «Юг» генерал-полковник Рендулич весьма любезно принял Трухина в своей роскошной штаб-квартире под Линцем и дал согласие на ускоренную доставку недостающего оснащения и вооружения.

– Но вы понимаете, генерал, что никаких возможностей для применения ваших войск я сейчас не вижу.

«Ах, лучше бы я не понимал многого из произносимого», – горько усмехнулся Трухин, а вслух любезно, в тон Рандуличу, произнес:

– В таком случае, если я не ошибаюсь, мне остается одно: мои войска двинутся на Тржебон, к востоку от Будвайса, где займут оборонительные позиции, завершат формирование и будут ждать развития событий. Я прав? – Командующий вставил монокль и долго молча всматривался в русского генерала, словно увидел его в первый раз. – Дабы не быть голословным, я готов продемонстрировать вам, что армия моя вполне боеспособна. Предлагаю устроить марш-парад завтра же, как только прибудут последние части.

Известно, что излишне частые парады, причем не после дела и не перед ним, портят армию, но это было хотя бы небольшим шансом оттянуть начавшуюся болезнь умирания.

И солдаты не подвели. Рендулич только морщился и вынимал монокль, однако нового приказа не отдал.

Ночи становились все короче, и урвать от них время на беседы с Баерским становилось все труднее. А разговор был теперь необходим больше сна, больше пищи.

– В военном отношении мы провалились, что скрывать. – Трухин сидел за столом прямой, стараясь не смотреть за окна, где разливалась нежная южная ночь. – Тем более надо усилить попытки наглядно продемонстрировать союзникам значение Освободительной армии.

– Но ведь Юрий Сергеевич[191] сделал в этом направлении, кажется, невозможное. Его меморандум МКК[192] блестящ, хотя и повесил на нас все добровольческие формирования.

– Мы сражаемся за всю Россию. Но ведь дело так и не сдвинулось с места и в отношении хиви, не говоря уже о нас. Малышкин рассказывал мне в последнюю встречу, что немцы попытались сыграть на этом, предложив Власову обратиться к Гиммлеру с просьбой об улучшении содержания военнопленных в концлагерях. И он согласился.

– Значит, они в Женеве еще рассматривают его как влиятельное лицо?

– Сомневаюсь. Но это дает возможность все-таки связаться с союзниками, если, конечно, последних можно серьезно так называть. Вчера мне сообщили… Впрочем, может быть, вам лучше не знать? Воевать проще будет.