Читаем Генерал полностью

Полковник Динкельштедт не был в штабе группы «Дон» и не слышал, как отчитывал шефа фельдмаршал, и узнал об этом от самого Вагнера, но встревожился так, словно не генерала отчитали, а лично его. Почему? Потому что с престижем Вагнера он связывал свои планы. Если дивизия отличится, авторитет Вагнера возрастет и его непременно повысят в должности, может быть, пойдет на корпус; в этом случае командиром дивизии назначат его, Динкельштедта – нельзя же его обходить, если поощряют командира. Полковник знал, что, пока он не станет командиром дивизии, генеральского звания ему не видать…

… Похоже, что рушилась его мечта. Господи, в который раз!

<p>2</p>

– Ази Ахадович, дорогой! – с этими словами генерал Черепанов, перебив подполковника Асланова, который, взяв под козырек, хотел отдать рапорт, обнял его и крепко-крепко расцеловал. – Все знаю, все знаю, – сказал он. Рад, что ты жив и здоров, из окружения вышел, полк вывел. Спасибо! Рад, что слухи о твоей гибели оказались ложными! Кого хоронили заживо, тот жить долго будет! А меня, знаешь, эти слухи очень опечалили. Проверить немыслимо, сидел без связи. Скоро тридцать лет, как служу, а не помню, чтобы оказался в таком положении. Вы о нас ничего не знаете, мы – о вас. И уже когда с другими частями связь наладили, с тобой и с Саганалидзе на связь выйти не могли. Поняли, что дело плохо… Уверен был, что держитесь и выход ищете, а чем помочь, как, где? Очень незавидное было положение… – и, уже входя в землянку, генерал продолжал: – Вы сделали большое дело, Ази Ахадович, больше, чем можете себе представить. Находясь в окружении, вы с этим славным грузином сковали значительные силы противника… А выход из окружения – это такой удар для фашистов… В общем, вы с честью выполнили свою задачу. Это, дорогой, не только мое мнение, так думают и командующий фронтом, и представитель Ставки Верховного Главнокомандующего. Только что звонил Еременко, поручил передать тебе и Саганалидзе его личную благодарность. Выполняю это поручение командующего, от всей души поздравляю тебя, Ази Ахадович.

– Спасибо, товарищ генерал.

В землянке были устроены нары. Генерал, крупный, высокий, сел, заняв большую часть нар. Асланов присел с краю.

– Из разговора с командующим я почувствовал, что и тебя, и Саганалидзе ожидает кое-что приятное. Думаю, представят к высокой награде.

– Саганалидзе отважный человек. На такого можно положиться.

Черепанов улыбнулся.

– По дороге я заглянул и к нему. И мне приятно, что точь-в-точь такими же словами он говорил о тебе! Если бы, говорит, не танкисты Асланова, мы не смогли бы вырваться из кольца.

– Подполковник скромничает, товарищ генерал! В этом ночном бою вся тяжесть легла на его пехотинцев.

– Я не хочу возвышать танкистов над пехотинцами или наоборот, пехотинцев над танкистами, могу сказать только, что бойцы обоих полков сражались храбро, как и положено гвардейцам. Это признают все.

Ази Асланов расстался с подполковником Саганалидзе перед броском на прорыв. Они обговорили только, как будут действовать, и все, на большее времени у них не хватило, но, уходя, Асланов чувствовал прилив уверенности спокойствие, – веселый оптимизм командира стрелкового полка действовали заразительно. Хорошо воевать с таким командиром. Мыслит ясно, на все смотрит трезво, не унывает. И солдаты в него верят, и он верит в солдат, – что еще надо, чтобы дело увенчалось успехом?

Оба полка успешно прорвались к своим, но потери были велики. Ни тот, ни другой полк не могли оставаться на передовой без пополнения людьми и техникой, без экипировки и хотя бы кратковременного отдыха. Но удастся ли после этого снова стать соседями, попасть на один и тот же участок фронта вот вопрос.

Это волновало и Саганалидзе. Воспользовавшись свободной минутой, он зашел к Ази Асланову. «А-а, гамарджоба, шени чириме, живой, здоровый? приветствовал он Асланова. – А знаешь, о чем лает немецкое радио? Вот брехуны: они сообщают, что окружили и полностью разгромили в Верхне-Кумском не полки, а дивизии: пехотную и танковую! Так что, мой друг, мы уже несколько дней как сидим на том свете! Немцы были уверены, что никто из нас не выберется из ловушки. А мы выбрались. Так что сегодня мы как бы заново явились на свет. И, по обычаю, за это следует выпить. Эх, был бы у нас под рукой хоть кувшинчик доброго вина!» – «Вина нет, а водка найдется», – сказал Асланов и кивнул Смирнову. Тот обернулся мгновенно. Выпили. Обменялись на всякий случай домашними адресами, – если на фронте не доведется свидеться, то после войны непременно найдут друг друга. Обнялись по-солдатски…

Часа два, как Саганалидзе ушел…

– Ну, а чувствуешь ты себя как после всего пережитого? – продолжал Черепанов.

– Да нормально чувствую себя, товарищ генерал. Теперь меня одно только беспокоит…

– А что?

– В строю у меня осталась половина машин… Более половины личного состава выбыло из строя…

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза