Генерал

Размышлять обо всем этом Вагнер мог сколько угодно – на этот раз его не отозвали из отпуска, он отдыхал целый месяц. Поправилась нога. Помирился с женой, точнее, простил Герту. Как он мог требовать верности от нее, если там, во Франции, он сам о верности жене и не вспоминал?

Глава тридцатая

1

Утром Ази Асланову позвонил заместитель командира соединения по тылу, сказал, что получена новая форма для офицеров, пригласил приехать и выбрать себе обмундирование.

Асланов поехал.

Адъютант командира полка Смирнов хорошо знал, что полковник, вернувшись с холода, всегда просит горячего чаю.

Вернувшись, Асланов весело сказал:

– Чай заварен? То-то я еще издали запах слышу. Спасибо! Таких заботливых, как ты, на свете больше нет. Один, и тот ко мне попал. Налей, попьем чайку, согреемся.

Полковник снял кожанку и предстал совершенно преображенным. Китель, брюки, сапоги все новое, с иголочки, и сидит, как влитое.

– Поздравляю, товарищ полковник.

– Спасибо. На днях привезут обмундирование для всех офицеров полка друг друга тогда не узнаем.

Видно было, что новая форма полковнику нравится.

– Товарищ полковник, – сказал Смирнов. – Из запасного полка прибыл один капитан. Говорит, вы его знаете. Такой – с усами и бакенбардами, но не кавказец.

– С усами и бакенбардами? Что-то не припомню такого. А где же он?

– Где-нибудь поблизости, наверное, зашел в какую-нибудь землянку погреться. Очень хочет представиться лично вам.

– Фамилию свою не назвал?

– Нет.

– Разыщи его. Я буду ждать.

Смирнов ушел. Асланов отпил глоток чаю, поставил стакан на блюдце. «Капитан… С бакенбардами, с усиками… Кто бы это мог быть?»

Снаружи послышались голоса: «Проходите, товарищ капитан». – «Нет, сперва ты проходи».

– Заходите, капитан, заходите, – сказал Асланов. – Что соревнуетесь в вежливости?

Дверь землянки открылась, и на пороге появился высокий, атлетического сложения офицер – с усиками и бакенбардами, только светлыми действительно, не кавказец.

– Здравствуйте, товарищ полковник!

– Здравствуйте, капитан!

– Не узнаете? – капитан заулыбался. – А старшего лейтенанта Юозаса Григориайтиса тоже не узнаете? Подмосковье… Зима сорок первого…

– Сорок первый год? Ноябрь? Подмосковье?.. Разве можно забыть? Полковник встал, пожал большую сильную руку капитана. – Очень рад этой встрече. Ты очень изменился, Григориайтис.

– Так ведь прошло столько времени… После ранения – госпиталь, после госпиталя – запасной полк… Потом – другая часть. Очень хотел вернуться в свой батальон, но ничего не вышло.

– Кого-нибудь из наших сослуживцев встречал?

– Искал всюду, но не встретил никого.

– Да, – Асланов вздохнул. – Под Москвой многие из наших погибли. Или были ранены. А что с ними сталось потом – неизвестно. Я тоже никого из знакомых не встречал. Ты первый. Очень я тебе рад. А не назвался бы – не узнать. Ну, садись, дорогой. Валя, налей капитану чайку. Из дому какие-нибудь вести имеешь, капитан?

– Нет, товарищ полковник. Кто мне сообщит о родных? Пока Вильнюс не будет освобожден от немцев, я ничего не смогу узнать. А до литовской земли еще далеко. Лишь бы дойти, дожить, своих повидать. День и ночь о них думаю.

– Не тоскуй, Юозас, уже недолго осталось, дойдем.

– Этой надеждой и живу. Как подумаю, что Вильнюс мой у немцев, места себе не нахожу… А сил прибавляется, ни пуль, ни бомб не страшусь.

Капитан Юозас Григориайтис окончил до войны строительный институт и получил назначение в архитектурный отдел горисполкома. Ему так и не удалось закончить работу, над проектом жилого дома, началась война. Призванный в армию, Григориайтис сражался под Москвой, в Крыму, на Северном Кавказе, был дважды ранен…

– Когда меня в ваш полк послали, – рассказывал он, – я не знал, кто командир полка, и мне было уже все равно, где служить… А тут слышу: полковник Асланов. Я думаю: двух Аслановых быть не может. И не ошибся. Так что теперь я как дома.

– Знакомое чувство, – согласился Асланов. – Ну, сегодня ты отдохни, а мы посоветуемся с комиссаром, подыщем тебе подходящее место. Вовремя прибыл. Я рад, что мы снова вместе. Повоюем еще, капитан!

2

Со дня на день Ази Асланов ждал приказа командования о выводе полка из резерва корпуса в глубокий тыл, где полку предстояло развернуться в бригаду, а приказа все не было и вообще никакой весточки ниоткуда не поступало.

От ожидания полковник уставал больше, чем от конкретного дела, заметно нервничал, беспокоился, ночью долго ворочался на нарах, не мог уснуть, зато днем его неожиданно клонило ко сну. В такие часы адъютант ходил на цыпочках.

Вот и сегодня, войдя, в землянку, Смирнов увидел полковника спящим и, чтобы не разбудить его, неслышно прошел в угол, положил на планшет полковника письмо.

– Что это, Валя? Ходишь крадучись, как в разведке…

– Так ведь вы отдыхаете…

– Делаю вид, что отдыхаю… Совсем сон потерял.

– От кого письмо?

– От Пронина.