Договорились, решили. Было 7 часов утра с минутами. И напрасно Телегин в своих мемуарах теперь пишет, что я ему доложил не то в 12, не то в 15 часов. В это время меня уже допрашивал сам начальник контрразведки Абакумов и решался вопрос о моем аресте. Ладно, по порядку. Я по своей линии все распоряжения сделал, авиацию собрал, авиагруппа готовилась уже к 12-ти, максимум к 13 часам нанести удар по немецкой танковой колонне. Вдруг звонок (а мне Маленков кремлевский телефон поставил): Абакумов приглашает меня к себе. Даже, говорит, машину пришлем, если хотите. Нет, говорю, спасибо, я на своей. Ладно, приезжай на Лубянку. Ведут сразу к Абакумову, а у него в кабинете и Меркулов, заместитель Берии, и еще начальник контрразведки штаба ВВС на меня из угла косится, Абакумов сразу же:
— Откуда вы взяли, что немецкие танки идут по Варшавскому шоссе и уже чуть ли не под Юхновом?
Я докладываю: так, мол, и так.
— А если это не немецкие танки, а наши?
Я говорю:
— Летчики проверенные, ошибиться не могли, к тому же я два раза посылал для страховки. Я за эти данные отвечаю.
А Абакумов тогда вообще понес:
— На каком, собственно, основании вы проводите разведку дорог в нашем тылу, а не в немецком? Разведка ведется в тылу противника, а не в своем собственном. А если в своем, то вопрос: для чего это делается? А может, для того, чтобы панику в Москве устроить? — и все в таком духе. — Сейчас, говорит, проверим! Вызвать сюда Климова, командира шестого авиакорпуса!
Приезжает Климов, говорит:
— Я не посылал самолеты, ничего не знаю.
— Ага! А где у вас, Сбытов, фотографии немецких танков на Варшавском шоссе? Тоже нету?
Я объяснил, что танки обнаружены визуальным наблюдением, фотографирование с боевых истребителей вестись не может, а что самолеты на разведку вылетали, об этом есть записи в соответствующих журналах в штабе. Проверили — записи есть, слава Богу.
А Абакумов все равно:
— Вы не можете командовать, мы считаем, что вас надо снять с должности. Поезжайте!
— Куда ехать?
— Как куда? К себе!
— А я думал, в Бутырку.
— В Бутырку еще успеете.
Приезжаю к себе, у кабинета уже часовой стоит, Телегин поставил. Я вошел в кабинет, достал маузер, положил рядом автомат, думаю: придут забирать — будем воевать.
Телегин, оказывается, никаких мер, о которых мы утром договорились, не принял.
Тут вскоре приезжает Артемьев, и мы стали звонить начальнику Главного оперативного управления штаба Василевскому. Тот говорит, что наших танков там быть не может. Значит — точно немецкие. Но мер никаких не принял. И Артемьев не принял. А время уже 18 часов. Практически темно. Авиацию использовать сегодня уже нельзя. Значит, одни сутки потеряны.
Только Абакумов что-то делает: прислал полковника с протоколом допроса, а там написано, что я специально хотел устроить провокацию с целью создать в Москве панику, бегство ответственных работников и так далее. Я взял ручку и написал: «Последней разведкой установлено, что немцы к исходу дня займут Юхнов», — и подписал. А потом думаю: зря подписал. Они подпись поставят, остальное выведут как-нибудь, и все, ничем не отмоешься. Ну ладно, сижу, жду. Звоню в секретариат Сталина, там говорят: «Идет заседание ГКО, приказано никого не соединять». Так и сидел, как пень, до утра».
К слову сказать, командующий ВВС МВО Сбытов был старше Абакумова на три года. И в отличие от главного особиста, не имевшего никакого образования вовсе, окончил Военно-техническую школу спецслужб ВВС РККА в 1928 году, Военную школу летнабов в 1929 году, 1-ю военную школу летчиков им. А. Ф. Мясникова в 1934 году, а также оперативный факультет усовершенствования высшего комсостава при Академии Генштаба в 1939-м.
Кроме всего прочего, Сбытов имел большой опыт руководства авиационными частями и соединениями, обладал хорошими организаторскими способностями, был настойчивым в проведении своих решений и требовательным командующим. Но самое главное — он был профессионалом своего дела и занимал свое место…
Что же касается стиля работы Виктора Семеновича, то в 1941 году он мало чем отличался от стиля работы его протеже и руководителей. А, в сущности, был таким же: держался на страхе и окрике. Ничего нового он пока придумать не мог.