Генерал-адмирал

Искомое окно было открыто. Я выпрямился и достал керосиновую лампу из сумки, несколько раз чиркнул зажигалкой (здешние кремни ужасно крошились), зажег и, наклонившись к окну, сдвинул в сторону москитную сетку. Забравшись внутрь, я снова задернул сетку, оглядел спальню, стараясь не поворачивать голову в сторону кровати, подошел к открытому бюро, аккуратно убрал разбросанные бумаги, поставил горящую керосиновую лампу, потом перевернул легкий венский стул спинкой к столу, сел и уставился на дуло револьвера, нацеленное мне прямо в лоб.

— Что это значит? — холодно спросила Эшли Лоутон, глядя на меня поверх револьвера.

Я пожал плечами:

— Мне надо было с вами поговорить. Причем так, чтобы об этом никто не узнал.

Миссис Лоутон несколько секунд сверлила меня злым, холодным взглядом и наконец спросила:

— Что с моей прислугой?

— Спит, — коротко ответил я.

— Спит? — В ее голосе мелькнуло удивление.

— Да, — кивнул я. — Эфирный наркоз используется уже десятки лет. Так что все они просто спят.

Миссис Лоутон помолчала, размышляя над моими словами, а потом… убрала револьвер под подушку, где он, похоже, и лежал ранее.

— А вы очень оригинальный мужчина, — усмехнулась она. — Залезть ко мне в спальню, чтобы просто поговорить… Последний раз ко мне в окно лазили лет пятнадцать назад. И я даже не представляла, что еще раз переживу этот опыт… Отвернитесь, я надену пеньюар.

Я шумно вздохнул и повернулся вместе со стулом, негромко, но явственно пробормотав:

— Я бы, конечно, предпочел увидеть вас вообще без всего, но раз вы настаиваете…

Наградой мне был короткий смешок. Отлично, мне удалось ее ошеломить, и ее злость на меня сменилась любопытством. Что ж, двинемся дальше.

— Итак… — Она сделала паузу, давая мне возможность снова развернуться лицом к ней. — О чем вы так хотели со мной поговорить, что не побрезговали организовать налет на мою усадьбу и вломиться ко мне в спальню через окно?

— Ну, во-первых, я хотел извиниться.

— За что?

— За те слова на Парижской выставке. — Я вздохнул. — Что сказать? Вы совершенно верно меня там просчитали. Я не мог позволить племяннику увлечься вами, но воздействовать на него в тот момент было совершенно бесполезно. Пришлось воздействовать на вас. У меня получилось, однако с тех пор я чувствую себя последней сволочью…

Эшли молчала долго, очень долго, минут семь. Я уже подумал, что все эти извинения зря, она не просто никогда меня не простит, но и вообще откажется что-либо обсуждать. Однако она все же разлепила губы и произнесла:

— Хорошо, я приму ваши извинения, хотя вы оскорбили меня публично, а каяться пришли ночью, как вор, пробравшись в мою спальню и, кстати, походя продолжая меня оскорблять.

— Как? — изумился я.

— А как еще расценить ваши слова насчет того, что вы предпочли бы увидеть меня без всего?

— Как комплимент, — убежденно ответил я.

— Странные у вас представления о комплиментах, которые можно говорить леди.

— И все-таки можете мне поверить, я действительно безумно мечтаю увидеть вас… ну, так. И не только увидеть. Уже при первой нашей встрече я почувствовал, что у меня уносит голову. И испугался. Испугался попасть в зависимость от вас. Испугался, что не смогу удержаться. Да много чего… — Я махнул рукой.

В спальне снова возникла тишина, но атмосфера явно изменилась. И когда спустя еще несколько минут Эшли заговорила, в ее голосе уже почти не было тех холодных ноток:

— Это что, признание в любви?

— В любви? Нет. Скорее в страсти. Знаете, какая бывает в семнадцать, восемнадцать, двадцать лет. Когда пылают щеки, а во рту сухо, как в пустыне. Когда, если ночью приснится она, утром непременно придется стирать простыни. — Я передернул плечами. — Жуткое ощущение.

Мы снова помолчали. А затем Эшли тихо спросила, причем в ее голосе я не услышал ни торжества, ни злорадства:

— Вы пришли, чтобы рассказать мне об этом?

— Да нет, что вы. Просто разговор так повернулся, а я сегодня совершенно не настроен врать и юлить, вот и выдал все возможно более точно. А пришел я для того, чтобы предложить вам… партнерство.

— Партнерство? — В голосе миссис Лоутон явственно зазвенели нотки изумления. — То есть? Вы собираетесь предложить мне стать партнером? Где?

— В САСШ, — спокойно ответил я.

— В САСШ?! Но…

— Вы же не думаете, что вся эта идиллия, — я обвел рукой спальню, имея в виду то, что располагалось за ее стенами, — надолго. Лет пять, десять — и у англичан кончится терпение, после чего они двинутся сюда. Буры, как я надеюсь, будут защищаться, и достаточно умело. А в САСШ отлично развитый рынок акций. Война же способствует таким скачкам в стоимости акций, которые очень редко происходят в мирное время. Но… я, вследствие моей крайней неопытности в этом деле и ограниченности в возможностях оперирования на биржах САСШ, не смогу выжать из ситуации максимум. Поэтому мне нужен партнер. Сильный. Жесткий. Умелый. Доказавший свою хватку. Ну и тот, о чьей связи со мной все подумают в последнюю очередь. Ну, скажите, кто еще это может быть, кроме вас?