Генерал-адмирал

Сам показ, на который прибыли ученые из Германии, Франции, Великобритании и Швеции (среди них был и Генрих Рудольф Герц, с чьего «электрического вибратора» все началось), произвел фурор. Попов установил связь между помещением своих минных классов в Кронштадте и аудиторий в Санкт-Петербургском университете, где делал доклад. Для этого ему потребовалось поставить в Кронштадте и Санкт-Петербурге две антенные мачты. Съехавшиеся на доклад ученые три дня игрались с изобретением Попова. Несколько человек даже умудрились сплавать в Кронштадт, для чего мне пришлось лично давать разрешение и организовывать сопровождение, и оттуда часа четыре общались с коллегами телеграфным кодом. Кроме того, удалось заинтересовать работой на вновь созданном предприятии по выпуску радиотелеграфных станций того самого Герца и по совету Попова, к которому я обратился с просьбой порекомендовать мне кого-нибудь из присутствующих, француза Бранли. Кроме приличной зарплаты, им была обещана первоклассная лаборатория, оборудованная всем, что может потребоваться. Это, похоже, и решило дело. Лабораторию планировалось развернуть и при новом производстве, и при университете. Так что вопрос с лаборантами тоже решился. Даже с избытком.

В конце ноября из Трансвааля прибыл Канареев. Он привел почти девять тысяч пудов золота. Похоже, мы вышли на пик. Прииски работали как часы. Отношения с бурами тоже нормализовались — в основном потому, что у них испортились отношения с англичанами, которые уже бесились от того, что такая река золота проходит мимо них. Что ж, по большому счету, главное Трансвааль сделал: первые заводы и вся необходимая для дальнейшего развития инфраструктура были уже построены, а для окончания строительства должно хватить и того запаса, который есть. Одна последняя поставка принесла мне в текущих ценах около ста шестидесяти миллионов рублей. Полтора миллиона уйдет флоту, еще миллионов пять — на различные сторонние проекты, около семидесяти пяти было запланировано в бюджете следующего года, остальное — излишек, запас на будущее. А ведь уже и заводы продукцию дают. Да и с прежних поступлений еще довольно много золота лежит на хранении. Вернее, даже не на хранении, а выдано в виде кредита государственной казне под три процента годовых. Негоже с родного государства большой процент брать…

Канареев передал мне письмо от Крюгера. Тот сообщал, что не стал брать с меня положенный трехпроцентный налог за этот год, но просил прислать оружия. Я немедленно отправил ему пятьдесят тысяч винтовок Бердана и миллион патронов, а также около сорока орудий. И обещал, если нужно, летом прислать еще. Все равно перевооружение на носу, а до Русско-японской мы вроде бы ни с кем не воевали. Впрочем, сейчас оставаться уверенным в том, что история пойдет так, как я ее знаю (если, конечно, считать ту скудную информацию, что имелась в моей голове, знанием), уже было нельзя. Все слишком поменялось. Но судя по текущей ситуации, наибольшая опасность ввязаться в войну у нас была только с Англией. А при имеющемся соотношении сухопутных сил в случае войны с ней нам даже не потребуется проводить мобилизацию. Наличными силами обойдемся. В море — другое дело. Тут мы им не конкуренты, а на суше… Так что уменьшение мобилизационных запасов на пятьдесят тысяч уже, считай, устаревших винтовок, миллион патронов и четыре десятка орудий, которым через несколько лет все равно предстоит отправляться в переплавку, погоды не делало. Я даже мечтал, чтобы Крюгер проявил такую достойную черту характера, как жадность, и попросил еще, — хоть что-то заработаем на этом старье.

Кроме того, Викентий Зиновьевич привез мне еще одно письмо, прочитав которое я впал в меланхолию. Даже не ожидал от себя такого. Вот черт, на следующий год надо непременно вырваться. Кровь из носу! Нельзя так поступать с женщиной. И с собой тоже… Но действительность едва не разрушила в очередной раз все мои планы.