Генерал Алексеев

Он понял, что как Помазанник Божий и как Царь русского государства, при обстоятельствах, когда руководящие круги населения, отвергнув Божественность власти, стали между Ним и народом “всея земли”, Он может и должен принести себя в жертву для будущего блага России Самого Себя… Он был в этот момент только русским Помазанником Божиим… Он был только для России».

Но все эти выводы и оценки будут сделаны уже спустя годы. А тогда, в начале марта 1917-го, перемены во власти, следующие за отречением Николая II, представлялись в Ставке вполне приемлемыми: династия Романовых продолжается, поскольку на престол вступит, по достижении совершеннолетия, юный Цесаревич Алексей Николаевич; готовый к сотрудничеству с общественностью регент Михаил Александрович Романов определяет государственную политику в сотрудничестве с представителями Государственной думы, на началах «ответственного министерства». Российские вооруженные силы возглавит авторитетный военачальник Великий князь Николай Николаевич Романов, а «бунташный» столичный округ окажется под командованием «популярного и авторитетного в глазах населения», «доблестного боевого генерала», имя которого было названо в дневной телеграмме Родзянко, — генерал-лейтенанта Л.Г. Корнилова. Он, по мнению Алексеева, сможет добиться «успокоения столицы и водворения порядка». Подобное сочетание руководителей военной и гражданской власти, как казалось многим, наилучшим образом обеспечивало главное — необходимое для победы «единство фронта и тыла».

Лукомский и Базили отправили в Псков скорректированный текст Манифеста, в котором слова об ответственном министерстве были заменены на слова об отречении Императора от престола в пользу сына… Николай II отрекался от трона, Алексей вступал на престол, Михаил делался регентом, Россия становилась конституционной монархией. Дума получала полную свободу выполнять свои государственные обязанности, связанные с продолжением войны. Генерал Борисов вспоминал: «Алексеев вошел ко мне в комнату и сказал: “Поздравляю вас с конституционной монархией”. Он был доволен, и спокоен за будущее войны, а с нею — и России. Я спросил: “Отчего не с республикой?” Алексеев ответил: “Для республики у нас нет готовых людей”. Этот ответ Алексеева показывает глубину его государственного взгляда. Но кругом уже все шло, видимо, к республике».

В своих воспоминаниях Палеолог приводит интересный пересказ беседы с Базили, считавшимся автором акта об отречении. Французский посол отмечал, что 2 марта утром, после получения Алексеевым ответов от Главнокомандующих фронтами на запрос о возможности отречения Государя, генерал поручил Базили «сделать ему доклад об условиях, при которых Основные законы Империи разрешали царю сложить власть. Я скоро подал ему записку, в которой я заявлял и доказывал, что, если бы император отрекся, он должен был бы передать власть своему законному наследнику — царевичу Алексею. “Я так и думал, — сказал мне генерал. — Теперь приготовьте мне поскорей манифест в этом смысле”. Я скоро принес ему проект, в котором я развил, как мог лучше, мысли моей заметки, все время стараясь выдвинуть на первый план необходимость продолжать войну до победы. При начальнике главного штаба был его главный сотрудник, его верный квартирмейстер, генерал Лукомский. Я читаю генералу Алексееву проект. Он прочитывает его вслух и безоговорочно одобряет. Лукомский тоже одобряет. Документ немедленно передается по телеграфу в Псков, чтобы быть представленным императору…» ^{59}.

В ночь на 3 марта из Пскова были получены новые сообщения. В 1 час 30 минут в Ставку пришла телеграмма от генерала Данилова. Ее текст гласил о назначении Государем нового Председателя Совета министров — князя Г.Е. Львова и нового Главковерха — Великого князя Николая Николаевича, и после этого следовало внезапное решение: «Государь Император изволил подписать акт об отречении от Престола с передачей такового Великому князю Михаилу Александровичу». Далее шло уведомление о возвращении Государя в Ставку «на несколько дней» и о том, что «Манифест и Указы передаются по телеграфу отдельно».

По воспоминаниям Пронина, «отречения Императора от Престола и за сына никто не ожидал, это было полной неожиданностью для всех». «События пошли с безумной быстротой, — писал Кондзеровский, — отречение Государя от Престола в пользу Наследника, затем с передачей в пользу Наследника, затем — с передачей Престола Великому князю Михаилу Александровичу — все эти вести приходили одна за другой. Ставка была ошеломлена в полном смысле слова».