Генерал Алексеев

Именно этим и можно объяснить несколько странное поведение Михаила Васильевича в дни «октябрьского переворота» — прихода к власти большевиков. 24 октября 1917 г. Алексеев направлялся в Мариинский дворец для участия в очередном заседании Предпарламента и чудом избежал ареста (дежурный офицер не пропустил опоздавшего на заседание генерала во дворец, где уже распоряжались представители Военно-революционного комитета). По воспоминаниям Борисова, бывшего в эти дни в Зимнем дворце, «25-го октября, около 8 часов вечера (за два часа до начала штурма. — В. Ц.), Временное правительство, после бегства Керенского находившееся под главенством Коновалова, было обложено большевиками в Зимнем дворце. Коновалов (министр торговли и промышленности А.И. Коновалов был назначен Керенским исполняющим обязанности министра-председателя. — В. Ц.),говоривший по телефону, сказал мне, что Алексеев пришел в Штаб Петроградского округа и просит дать ему конвой, чтобы проникнуть в Зимний дворец. Я тотчас пошел к телефону и сказал Алексееву, что паше положение в Зимнем дворце совершенно не приспособлено к обороне и что оно не будет крепче, если усилится еще одним генералом; что ему самое лучшее бежать из Петрограда».

Схожее описание поведения Алексеева во время «большевицкого переворота» имеется в книге подполковника В.Е. Павлова «Марковцы в боях и походах за Россию»: «В течение целого дня он стремился связаться с “власть имущими”, но те, с которыми ему удавалось встречаться, были в полной растерянности. Такую же растерянность он нашел и в Штабе Округа; ему отказали даже дать конвой, чтобы связаться с Временным правительством в Зимнем дворце. Из последнего его убедительно просили не предпринимать никаких мер и… скрыться» ^{87}.

Тогда, когда очень многие военные открыто игнорировали «фигляр-премьера» Керенского и считали его обреченным, Алексеев все-таки не терял надежд на использование правительственных структур в противодействии большевикам. Он допускал, что эффективная защита Зимнего дворца, равно как и победа — если будет достигнута — над советской властью в Москве, могли бы спасти остатки авторитета Временного правительства. Но для этого от самого правительства требовалось хотя бы элементарное стремление к защите, при поддержке столь «страшных» для Керенского контрреволюционных военных.

Примечательно, что еще в сентябре 1917 г., в интервью журналисту газеты «Утро России» И.И. Митропольскому (Маркову), Алексеев достаточно верно определял вероятный ход дальнейшего развития событий в России. Интервью оказалось настолько резким и нелицеприятным по отношению к политике правительства, что его запретили печатать. А когда оно все же было опубликовано, журналист получил строжайший выговор, а газету пригрозили закрыть.

Сам Михаил Васильевич никоим образом не сожалел, что его оценка «текущей политики» стала достоянием гласности (интервью с генералом перепечатали также во Франции и Англии). Генерал отмечал, что если Временное правительство не проявит давно уже ожидаемой от него твердости и пойдет на дальнейшие уступки революционерам-радикалам, произойдет непоправимое. «Положение таково, что еще месяц — и у нас не будет никакой армии. Раздутое и спровоцированное дело Лавра Георгиевича долило последнюю каплю в чашу. Я убеждал Керенского, но он ничего не хотел слышать». Генерал предрекал, что «большевики овладеют Россией и заключат с Германией сепаратный мир, который, однако, не помешает тем же германцам считать Россию завоеванной. Украина отделится от России, отделится Финляндия, Грузия с Закавказьем, где Турции будут развязаны руки, армяне будут вырезаны. Япония высадит свои войска во Владивостоке и займет Сибирь. Богатейший Уссурийский край будет навсегда потерян для России». Серьезность намерений большевиков, их растущее влияние не оставляли иллюзий относительно их стремлений к захвату власти.

В своей оценке большевиков Алексеев расходился со многими политиками и военными, недооценивавшими партию Ленина: «Лавр Георгиевич (Корнилов. — В.Ц.)говорил, что если большевики захватят власть, то они продержатся не более трех-четырех месяцев, а потом их сбросит само население, ибо режим их будет абсолютно ни для кого невыносим, но я другого мнения: большевизм продержится у нас до тех пор, пока длится война, а может быть и более, ибо большевики примут все меры к сохранению власти, овладеют всем оружием, а помощь извне может быть подана России не скоро. Нам для сохранения хоть кусочка России останется только надежда на Дон и Кубань». «Мы должны пережить тяжелые потрясения, и блаженны те, кто выдержит это жесточайшее испытание», — говорил позднее Михаил Васильевич журналисту, приехавшему к нему в Смоленск. Но «будем все-таки верить в Россию».