Генерал Алексеев

В небольшом очерке «Смерть генерала Алексеева» он вспоминал: «На одной из улиц Екатеринодара, идущей от центра к главному вокзалу, близ Триумфальной арки, стоял старый кирпичный, неоштукатуренный, одноэтажный дом, на высоком фундаменте и с небольшим палисадником перед ним. Всякому, проходящему мимо, бросался в глаза не вид его, а развевающийся над парадным крыльцом Национальный флаг и стоящие у входа с обнаженными шашками два казака, в форме полка Конвоя Императора Всероссийского. Невольно замедлялись шаги… В этом доме жил генерал Алексеев.

Основоположник Добровольческой армии; не Командующий ею, а, признанный всеми се духовный Вождь — Верховный Руководитель, генерал Алексеев нес с нею все тяготы и лишения. Легшие на него еще с конца 1917 года дела внешних сношений и финансов с развитием успехов Добровольческой армии расширялись и осложнялись: сношения с Доном, объявившим себя самостоятельным государством; с Кубанью, стремившейся последовать примеру Дона; наконец — с Грузией; устроение жизни в губерниях Ставропольской и Черноморской, которое потом будет перенесено и на вновь освобождаемые губернии; необходимость теперь же создать ядро общероссийского единства при развивающейся “многопартийности” среди государственно-мыслящих людей — все это ложилось на него, давно уже страдающего тяжелой болезнью.

И вот, 25 сентября, в день Святителя Сергия Радонежского его не стало.

Слабо трепетал приспущенный над его домом Национальный флаг. Печально опустив головы, стояли у входа бородачи конвойцы. Ни один прохожий не прошел мимо, не отдав мысленно земного поклона…

Бывшие в городе две роты Марковцев (от 1-го батальона 1-го Офицерского генерала Маркова полка. — В.Ц.) не могли отмстить в это день свой полковой праздник: они участвовали на панихиде по усопшем Вожде, а через два дня и на похоронах его.

Торжественны были похороны генерала Алексеева, Болярина Михаила. Венки, ордена, духовенство… на лафете орудия 1-й Генерала Маркова батареи, прибывшего с фронта, гроб… семья покойного, генерал Деникин, которому теперь приходится нести все бремя власти. Шпалеры войск… две роты Марковцев. Печально-торжественные звуки похоронных маршей и траурный звон колоколов нового Войскового собора. Масса народа, и среди него — сотни больных и раненых Марковцев. Последнее отпевание в соборе и похороны в нижней его церкви, с правой стороны.

Немеркнущий свет лампад у его могилы. Непрекращающийся поток молящихся… Каждый день к могиле подходят Марковцы — на костылях, с перевязанными руками, головами, едва могущие двигаться. Они стоят у могилы и кажется им — стоят они у “Чаши страданий и крови” за Родину…

А отойдя от могилы и выйдя из собора, они вдруг возвращаются к жизни, к реальной действительности и говорят себе:

— Мы же, живые, будем продолжать борьбу, пока не достигнем цели…»

И еще один примечательный некролог был опубликован А. Сувориным в изданной в 1919 г. книге «Поход Корнилова».

«Небольшого роста, худощавый старик с ясными проницательными сокольими глазами. Чрезвычайно внимательно слушает… Отвечая, говорит точно, поражая памятью сложных подробностей. Задает вопросы по существу, с прямотой. Решает быстро. Таков был Михаил Васильевич Алексеев. Своей теплой просвещенностью, труженичеством и особенной искренностью всего обращения он невольно привлекал к себе с первого знакомства.

Он объявил запись в Добровольческую армию 2 ноября 1917 г. и был первым ее организатором. После смерти Корнилова только крепкая духовная устойчивость Алексеева удержала армию от “распыления” и помогла ей дожить до успехов Второго Кубанского похода и возрождения сил.

Алексеев работал неустанно. С шести часов утра он был уже за работой и в ней проводил весь день до позднего вечера… принимая по делам, делая распоряжения. Он был превосходно подготовлен для предстоящей ему роли организатора общего хозяйства России и защитника се интересов на международном конгрессе. Но как раз, когда он должен был приступить к этому — смерть взяла его!

Чтобы делать то, что делал один Алексеев, пришлось создать целый ряд высших должностей, но он был и есть истинно незаменимым на своем посту по широкой просвещенности взглядов, умению решать быстро и вместе осторожно сложнейшие вопросы и по искренней приязни к общественным силам и почину.

“Никаких сношений с немцами!” — было решением Алексеева твердым и окончательным, которое дало Добровольческой армии незыблемое международное положение. Любовь его к России была безмерна. Он разочаровался в русском солдате и говорил о нем с жесткостью, которая невольно поражала, но жил он только для России, работая для нес сутки сплошь.

Перед гробом его несли точный и глубоко всех поразивший своей верностью символ его жизни — терновый венец, перевитый георгиевской лентой. Да, это жизнь Алексеева — эти тернии и эти желто-черные ленты!

Как и Корнилов, он умер накануне своего торжества, им добросовестно и заботливо приготовленного! Тем теплее будет память о нем на Руси: так много сделать, так мало взять от заслуженного успеха!