Инстербургская наступательная операция 3-го Белорусского фронта с вторжением в пределы Восточной Пруссии завершилась с весьма ограниченными успехами, но обошлась она войскам фронта дорого.
Сталин убедился в том, что для победоносного проведения Восточно-Прусской операции необходимы усилия не одного, а нескольких фронтов и длительная, всесторонняя подготовка. Может быть, он даже подумал, что Черняховский был прав, когда говорил о трудностях преодоления здешних укреплений.
Самое достоверное представление о минувших событиях дают участники или очевидцы этих событий. Поэтому дальнейшее повествование о боях в Восточной Пруссии я поведу с использованием мемуаров генерал-лейтенанта Бойко Василия Романовича. Он мне подарил свою книгу «С думой о Родине», которая издана Воениздатом в 1982 году. В ней автограф:
Бойко обнаружил меня еще на Калининском фронте при посещении нашего 629-го полка. Был он тогда членом Военного совета 39-й армии. Командир полка Кортунов или комиссар Арбузов, наверное, рассказали ему о бывшем штрафнике, который умело охотится за «языками».
Бойко захотел познакомиться со мной поближе. Послали за мной связиста.
Я прибежал в блиндаж командира полка, полковника Кортунова, стал ему докладывать о прибытии, а он мне глазами в сторону показывает. Гляжу, а там сидит генерал, да еще с Золотой Звездой на груди (Бойко был удостоен звания Героя еще в войне с Финляндией). Сначала я оторопел, потом опомнился, начал ему докладывать. Он махнул рукой, брось, мол, формальности, и попросту сказал:
— Здравствуй. Говорят, ранило тебя, а ты в госпиталь не пошел.
— Было дело. Но ранение легкое, не захотел в госпиталь уходить. Оттуда в запасной полк пошлют после лечения. А я не хочу в другой полк. Хочу со своими ребятами остаться.
— Правильно сделал!
Затем он расспросил меня о прежней моей службе и весьма непростой биографии (еще до войны судили меня как «врага народа», за «разговорчики», а на фронт я прибыл в штрафной роте). Нелегко мне и неприятно об этом было вспоминать. А генерал будто все эти мои грехи мимо ушей пропустил и заявляет:
— Мне кажется, Владимир Васильевич, тебе пора подавать заявление о приеме в партию. (Именно по имени-отчеству назвал!)
Я в полной растерянности промямлил:
— Так я же, товарищ генерал, бывший преступник, не примут меня! Судимость хоть и снята, но…
Генерал сердито сдвинул брови:
— А ты не вспоминай про судимость. Коли она снята — значит, ее не было. Какой ты теперь враг — ты друг народа: вон сколько у тебя наград. Ты для народа и Родины жизни не жалеешь!
— А рекомендации кто даст? Побоятся, наверное, моего прошлого.
— Не сомневайся: боевые друзья знают тебя только с хорошей стороны, дадут рекомендации!
Не один день пребывал я под впечатлением от беседы и поступка генерала Бойко. Кто я для него — один из многих тысяч. Но почему-то он не побоялся ни моего прошлого, ни последствий, которые могли возникнуть в связи с таким его поступком. А они могли возникнуть: поручиться за человека с таким прошлым — это не слова, а именно поступок.
Генерал Бойко письменной рекомендации, указаний на мой счет не дал, но я чувствовал, как дальнейшие перемены в моей жизни пошли под его добрым влиянием. Дали мне рекомендации однополчане.
Мы встречались с Бойко на фронте и особенно часто после войны в Москве, когда оба отслужили в армии, стали пенсионерами. Василий Романович жил на Плющихе, я часто навещал его, и мы, как полагается ветеранам, вспоминали «минувшие дни и битвы, где вместе рубились они».
Вот воспоминаниями из книги такого близкого мне сослуживца я воспользуюсь (редактируя, сокращая или расширяя, поэтому не ставлю кавычки в тексте), пересказываю, чтобы показать читателям, какие тяжелейшие бои вели войска Черняховского в Восточной Пруссии.
Итак, говорит генерал-лейтенант Василий Романович Бойко, член Военного совета 39-й армии: