Генерал Багратион. Жизнь и война

Но Коленкур не упоминает, что войска Даву были усилены 3-м резервным кавалерийским корпусом и так называемым «Легионом Вислы» (польскими войсками). С ними у Даву под началом оказалось минимум 45 тысяч человек. Корпус вестфальского короля, тоже подчиненный Даву, имел в строю 19 тысяч человек. Следовательно, против Багратиона действовало всего 64 тысячи человек. 2-я Западная армия имела в строю 45 тысяч человек; кроме того, к ней были приписаны: корпус Платова (4 тысячи казаков) и отряд И. С. Дорохова (4 тысячи человек), всего 53 тысячи.

В принципе, не такое уж большое преимущество, чтобы Багратион панически боялся французов. Но можно допустить, что он, не имея точных сведений о силах противника, мог преувеличивать их численность. Кроме того, французы имели огромное стратегическое преимущество: оба их корпуса обладали инициативой, они действовали если и не согласованно, то на опережение, прочно отсекая Багратиона от 1-й армии и угрожая ему одновременно с флангов и с тыла, стремились зажать 2-ю армию в клещи. В этом смысле положение 2-й армии было во много раз хуже, чем положение 1-й армии, имевшей поначалу «чистый» тыл. Впереди армию Багратиона ждал Даву, а за спиной, в тылу, как темная туча, надвигался корпус Жерома Бонапарта. 26 июня части короля заняли Новогрудок, только что оставленный Багратионом, и далее корпус Жерома почти непрерывно «висел на хвосте» его армии, находясь в одном-двух переходах от ее арьергарда. Существовала реальная угроза, что, вступив в запланированный бой с Даву под Минском, сам Багратион подвергнется удару с тыла со стороны Жерома. А такого развития событий больше всего боялся каждый полководец. Недаром Багратион, упрекая командование 1-й армии в нежелании наступать, считал (между прочим — ошибочно), что у них есть неоспоримое преимущество: «У вас зад был чист и фланги»111. Ермолов, во всем поддерживавший и одобрявший Багратиона в 1812 году, в своих послевоенных мемуарах съязвил в адрес покойного друга: при отступлении от Волковыска ему якобы «изменила… всегдашняя его предприимчивость»27. Ермолов был несправедлив. Кажется, что как раз наоборот — свойственная Багратиону предприимчивость ему не изменила. Недаром в письме императору от 1 июля он сообщал: «Находя себя на каждом шагу в новом и столько же невыгодном положении и отовсюду окружаемый, я принужден нахожусь переменять также мои намерения»1*. Понимая грозившую ему опасность окружения, Багратион не скрывал, что в этой ситуации соотношение сил меняется в пользу противника и сама опасность окружения требует от него особой осторожности. В упомянутом выше письме Ермолову, написанном на марше от Слуцка к Бобруйску, он сообщал: «Я имею войска до 45 тысяч. Правда, пойду смело на 50 тысяч и более, но тогда, когда бы я был свободен, а как теперь, и на 10 тысяч не могу. Что день опоздаю, то я окружен»29.

Ярость охотника у пустого капкана

Отступление Багратиона в целом оказалось успешным. Своими осмысленными маневрами он сумел избежать, по словам Клаузевица, «главнейшей катастрофы… — полного уничтожения армии». Трудно представить себе, что случилось бы, если бы 2-я Западная армия (треть всех русских сил) оказалась окружена противником, сдалась (как австрийцы под Ульмом) или была бы истреблена французами. Наверняка ход войны кардинальным образом изменился бы в пользу Наполеона. Но Багратион резким разворотом от Николаева на юг и движением на Слуцк и Бобруйск сумел вырваться из западни, ловко приготовленной ему Наполеоном.

В том, что это была именно западня, нет никаких сомнений. Наполеон в Вильно говорил, что «теперь Багратион с Барклаем уже более не увидятся»30. По одной из версий этого разговора Наполеона, приведенной министром полиции А. Д. Балашовым, которого 14 июня послал в Вильно Александр I, император французов сказал, что «ему дали дойти до Вильны и, чувствуя себя здесь хорошо, он здесь и останется, что армия князя Багратиона, несомненно, отрезана и погибла и что без боя он взял уже несколько тысяч солдат»31. И хотя последнее из сказанного Наполеоном было блефом, все же в целом он приоткрыл Балашову замысел операции, которую как раз в эти дни начали успешно осуществлять французы. Нет сомнений, что «охота на Багратиона» была задумана заранее, до начала вторжения. Прав был польский участник «охоты» в составе армии Понятовского К. И. Е. Колачковский, когда писал, что столь поздняя переправа армии Жерома (спустя шесть дней после переправы основных сил) «имела цель ввести в заблуждение Багратиона… в то время как корпус Даву быстрым переходом подвигался к Минску, чтобы отрезать Багратиона от 1-й русской армии Барклая»32. Именно поэтому у Багратиона долгое время была иллюзия, что за спиной у него все спокойно.