Генерал Багратион. Жизнь и война

Но этого-то как раз и не было! «Коварный Даву» не шел к Смоленску. Впервые столкнувшись в полевом сражении с войсками 2-й Западной армии и увидев их упорство, он задумался. Как писал Паскевич, «сражение под Могилевым произвело на него (Даву. — Е. А.) большое влияние. Он сам признавался, что никогда не видел пехотного дела, столь упорного». Маршал полагал, что утром русские снова начнут наступление уже силами всей армии Багратиона, рвавшейся на соединение с 1-й армией. Поэтому в ночь отступления Багратиона от Салтановки и форсирования Днепра французы готовились к обороне, спешно укрепляли предместья Могилева, возводили редуты на подступах к городу. Одновременно Даву усиливал свой корпус, который увеличился после прибытия войск Пажоля, а потом и корпуса Понятовского. Важным оказалось и то, что Багратион 12 июля, уступая требованиям Барклая68, разрешил Платову переправиться через Днепр и пробираться к 1-й армии, хотя, как писал Платов, Багратион «меня отпустил весьма неохотно»69. Это движение казаков, наводнивших окрестности Могилева вдоль левого берега Днепра, и ввело маршала Даву в заблуждение. Он увидел в этом предвестие большого сражения, которое даст ему русский главнокомандующий. Казаки же прошли Могилев севернее и у Любавичей впервые встретились с драгунами Сибирского полка, посланного Ермоловым навстречу 2-й армии70.

Но все-таки ошибка Даву была не в том, что он просидел пять дней в Могилеве, ожидая нападения Багратиона. Узнав, что 2-я армия переправилась на левый берег Днепра ниже и уже прибыла в Мстиславль, он почему-то и тогда не исправил свой промах. Между тем он мог это сделать, даже несмотря на потерянные в Могилеве дни. Сен-При без всяких эмоций внес в свой дневник: «17 и 18-го армия сосредоточена в Мстиславле. Неприятель не двигается из Могилева»11. Денис Давыдов писал, что после битвы под Салтановкой дивизии Раевского и Воронцова, прикрывавшие отход 2-й армии через реку (по дневнику Сен-При, это было 12 июля — Е. А.), позже начали отступление, и противник их почему-то также не преследовал. Это странное «воздержание Давуста от преследования Раевского и Воронцова, — писат Давыдов, — многих из нас тревожило. Мы полагали, что Давуст проник превосходную мысль Багратиона и что он, для преграждения нашему ходу чрез Мстиславль к Смоленску, оставя в покое и Раевского, и Воронцова, двинулся чрез Днепр к первому из сих городов».

Та же мысль была и у начальника Главного штаба 1 — й армии А. П. Ермолова, писавшего 27 июля, что 2-я армия вырвалась благодаря «грубой поспешности маршала Даву, ожидавшего нападения на Могилев… Маршал Даву должен был прежде нас занять Смоленск, и без больших усилий, ибо в Орше были части его армии»72. В своих позднейших записках А. П. Ермолов вернулся к этому драматическому моменту, отметив, что даже диверсия французов на Смоленск нанесла бы русской армии огромный ущерб: «Маршал Даву, пропусти князя Багратиона, мог войсками своими, расположенными в Орше и Дубровне (то есть на кратчайшей к Смоленску дороге через Красный. — Е. А.) занять временно Смоленск… истребить запасные магазины и разорить город. Потеря магазина была бы нам чувствительна, ибо продовольствие армии производилось недостаточное и неправильное»73. В другом месте записок он оценил происшедшее в более широкой исторической перспективе: «Грубая ошибка Даву была причиной соединения наших армий, иначе никогда, ниже за Москвою, невозможно было ожидать того, и надежда, в крайности не оставляющая, исчезла!»74

И тогда восторженное письмо царю вырвавшегося на оперативный простор Багратиона от 17 июля было бы преждевременным: «Не имея преграждений от неприятеля, я сего числа с вверенною мне армиею прибыл благополучно в Мстиславль… Я почитаю себя весьма счастливым, что после всех преград я наконец достиг того пункта, на каком не имею неприятеля уже в тылу и с флангов армии, здесь я с ним грудью»75. Да, это был первый во всей кампании момент, когда армия Багратиона могла встать лицом к лицу с противником, а не отступала от него, опасаясь ударов во фланги и в тыл.