Совет был нужен, собственно, только для катарсиса, воодушевления сподвижников, впавших в тоску и отчаяние, — да и было от чего! Деловая сторона совета была ничтожна. По рассказу Багратиона, Суворов уже все решил. «Ту ж минуту Александр Васильевич, подошедши к столу, на котором была разложена карта Швейцарии, начал говорить, указывая по ней: “Тут, здесь и здесь французы, мы их разобьем и пойдем сюда. Пишите!” И Кушников (старший адъютант и, между прочим, племянник Н. М. Карамзина. — Е. А.), и все, кто имел с собою карандаш и бумагу, стали записывать слова его: “Ауффенберг с бригадою австрийцев идет сегодня по дороге к Гларису. На пути выгоняет врага из ущелья гор, при озере Сен-Рутен, занимает Гларис, если сможет, но дерется храбро, и отступа назад у него нет, бьет врага по-русски! (Вновь замечу, что Ауффенберга на совете не было и, следовательно, Суворов беседовал с ним отдельно. — Е. А.) Князь Петр (Багратион) с своими идет завтра, во время, дает пособие (то есть помощь. — Е. А.) Ауффенбергу и заменяет его и гонит врага за Гларис. Пункт в Гларис! За князем Багратионом идет Вилим Христофорович, и я с ним. Корпус Розенберга остается здесь, к нему в помощь полк Ферштера. Неприятель наступит? — Разить его! Непременно насмерть и гнать до Швица, не далее! Все вьюки, все тягости Розенберг отправит за нами под прикрытием, а за нами и корпус идет, простояв на месте несколько, чтобы идти не мешали. Тяжко раненых везти не на чем: собрать всех, оставить всех здесь с пропитанием, при них нужная прислуга и лекаря. Оставить при всем этом офицера, знающего по-французски. Он смотрит за ранеными, как отец за детьми. Позовите Фукса, Трефурта (дипломаты при штабе Суворова. — Е. А.). (И они явились.) Написать Массене о том, что наши тяжко раненые остаются и поручаются, по человечеству, покровительству французского правительства. Михайло (Милорадович)! Ты впереди, лицом к врагу! Максим (Ребиндер), тебе слава! Все, все вы русские! Не давать врагу верха, бить его и гнать по прежнему! С Богом! Идите и делайте всё во славу России и ее самодержца, царя-государя”. Он поклонился нам, и мы вышли.
Мы вышли от Александра Васильевича с восторженным чувством, с самоотвержением, с силою воли духа — закрыть знамена наших полков телами нашими…»63
Справедливости ради отметим, что после этого совета проходили и совещания с австрийцами о выборе пути: идти к Швицу или к Гларису. По воспоминаниям Комаровского, великий князь Константин и другие настаивали, как и Суворов, на движении к Гларису, тогда как австрийцы стояли за направление к Швицу. Но для русского командования выполнение старых диспозиций после цюрихского разгрома Корсакова было уже невозможным.
План Суворова по движению к Гларису через гору Брагель начал осуществляться сразу же. Генерал Ауффенберг со своей двухтысячной бригадой выступил 18 сентября, на следующий день двинулся Багратион. Когда он перешел перевал Брагель и спустился в долину Клёнталь, там шел бой австрийского корпуса с превосходящими силами французов. Установив связь с генералом Ауффенбергом, Багратион разделил свой отряд на три части. Одна пошла по дороге, а две другие — вправо и влево, в обход. Слева шел со своими войсками сам Багратион. Вначале он ввязался в перестрелку, а потом, как писал Суворов, «сам, подаваясь вперед, взял гораздо у неприятеля правый его фланг, потом, нимало не мешкав, закричал “Ура!”, ударил штыками и в ту же минуту опрокинул первые его две колонны, побил и поколол на месте более 70 человек, в плен взял полкового командира, трех офицеров и 162 человека рядовых, прочих обратил в бегство и гнал до самого озера, Сейруте (правильно — Клёнталь. — Е. А.) называемого, где по причине узкого пути многие бросились в воду, так что потонуло более 200 французов. Невзирая на приближение ночи, преследовал он остальных, поражая беспрестанно по дороге штыками, и гнал до тех пор, пока не прибыл генерал-майор князь Горчаков…»64. Наутро бой возобновился, погиб командир батальона Багратионова полка майор Брауерт, а Багратион был, как он пишет в формулярном списке, «сам ранен от картечки контузией». Тут, на пути к местечку Гларис, его ждала неудача: дорога оказалась узкой, французы заняли выгодные позиции, и неоднократные попытки пробиться вперед вели только к большим потерям — скоро стало невозможно пройти по дороге из-за множества убитых, лежавших огромными грудами. Спустились тьма, туман, начался дождь со снегом, бой прекратился, но опасность была так велика, что войска не отдыхали, ожидая утро. В ту ночь Суворов и Константин ночевали в овечьем хлеву.