Генерал де Голль

После краха РПФ в жизни де Голля начинается «переход через пустыню». Так голлисты называли этот период, продолжавшийся до мая 1958 года. Число сторонников генерала катастрофически сократилось, его авторитет упал. Он, правда, остается живым воплощением одного из самых драматических моментов французской истории. Но его влияние на политическую жизнь страны ослаблено авантюрой с РПФ. Де Голль как-то заметил, что «из всех влиянии самое сильное — это влияние успеха». А он потерпел поражение…

Жители Коломбэ часто замечали через просветы живой изгороди парка «Буассери» одинокую фигуру генерала. Опираясь на палку, он бродит между деревьями и кустами. По его словам, он сделал так 15 тысяч кругов. Нередко он садится в автомобиль, отправляется в соседний лес и подолгу гуляет там. Дома генерал убивает время, раскладывая пасьянс — по-французски значит «терпение». Теперь оно ему особенно необходимо и главным образом не в картах. Да и что ему могли сказать карты, если его постоянными собеседниками были сама Франция, сама История? «Я оказывался в вихре людей и событий, — писал де Голль, — но меня всегда тянуло к уединению. Теперь уединение стало моим другом. Да и какой другой друг может его заменить, когда встречаешься с Историей? Этот уголок Шампани такой тихий и спокойный…»

Человек широких интеллектуальных интересов, каким и был де Голль, уходит в излюбленный мир книг. Основную часть дня генерал проводит в кабинете, в своей башне, за письменным столом. Он много читает, снова обращаясь к Бергсону, Барресу, Пеги, Сен-Симону, Ларошфуко, Валери. Генерал всегда, даже когда он был по горло занят государственными делами, находил время для утоления своей постоянной духовной жажды. Он утверждал, что «истинная школа, дающая умение повелевать, — это общая культура». В основе побед Александра Македонского он видел дух Аристотеля, а в успехах Цезаря — культуру Цицерона. Перечитывая Шатобриана, оН всегда задумывался над его мыслью: «Действие, которое не опирается на знание, — это преступление». В самом деле, управлять — это значит предвидеть, но чтобы предвидеть, надо много знать… Де Голль обращается мыслью к своему недавнему прошлому, пытается рассмотреть туманные контуры будущего.

Особенно внимательно он следит за новыми трудами по истории второй мировой войны. Он читает сочинения германских генералов, описывающих свои недавние походы и их плачевный конец. На его столе появляются самые неожиданные книги. Здесь учебники по садоводству, аэродинамике, по коневодству, книги об охоте и т. п. Он живо интересуется всеми литературными новинками, книгами, получившими премии по литературе. Явления экстравагантные, вроде «нового романа», не вызывают у него особого энтузиазма. Но зато ему нравятся романы Франсуазы Саган, которые он находит классическими по искусству сюжета, слова, полноты чувств. Он читает все произведения Жан-Поля Сартра. Генерал высоко оценивает творчество своего соратника Андрэ Мальро, а о статьях Франсуа Мориака говорит, что «они исторгают слезы из глаз». Интересно, не имел ли он в виду, например, такие высказывания Мориака о деятельности генерала во главе РПФ: «Я поддерживал де Голля, пока считал, что он может предотвратить присоединение Франции к той или другой стороне в „холодной войне“. Сейчас я в замешательстве, ибо де Голль, по-видимому, считает войну неизбежной. А Францию и мир могут спасти лишь такие люди, которые не считают войну неизбежной». Впрочем, именно теперь, после конца РПФ, все идет к восстановлению согласия между де Голлем и Франсуа Мориаком.

За один вечер де Голль проглатывает «Старик и море» Эрнеста Хемингуэя. Его восхищает упорство героя. «А ведь старик, в сущности, это я и есть, — задумчиво говорит он. — Речь идет о том, чтобы я прибыл в порт до того, как акулы оставят мне одну большую обглоданную рыбью кость».